Поняв это, она
пошла дальше. Дома у начальника бойскаутов, прежде чем получить обратно
бинокль, ей пришлось выслушать рассказ о подселенной к нему школьной
учительнице из Бирмингема, которая отказывалась помогать мыть посуду.
Когда она пересекала лужайку на обратном пути, женщины не глядели в ее
сторону.
- Ну, а дети-то ваши хоть играют? - спросила она, решительно не желая
допускать, чтобы перед ней задирали нос в ее собственной деревне.
- Они в школе. В игры-то играть их учитель заставляет.
- Имейте в виду, парк всегда открыт, если кому захочется туда пройти.
- У нас свой парк был. С оркестром по воскресеньям.
- Ну, оркестра-то я, пожалуй, не могу вам предложить, а в общем в парке
ничего, особенно у озера. Приводите туда детей, если захочется, прошу вас.
Когда она ушла, заводила среди мамаш сказала:
- Да кто она такая? Поди, инспекторша какая-нибудь, с этакими-то
ухватками. Это ж надо придумать - приглашать нас в парк! Будто он ее
собственный.
Вскоре обе гостиницы распахнули свои двери, и на глазах шокированной
деревни поток матерей из домов, с ферм и из особняка устремился в их
питейные отделения.
За вторым завтраком Фредди решился и прямо из столовой поднялся наверх
и переоделся в штатское.
- Надеюсь, горничная простит мне вольность хотя бы в одежде, - сказал
он тоном, в каком обычно шутил. За восемь безоблачных лет, прожитых с ним,
Барбара научилась понимать такого рода шутки.
Фредди был крупен фигурой, мужествен, преждевременно лыс и поверхностно
жизнерадостен; мизантроп в глубине души, он был наделен тем хитрым, острым
инстинктом самосохранения, который сходит у богатых за ум; леность в
сочетании со злобностью, составлявшей основную черту его натуры,
обеспечивала ему уважение окружающих. Многие обманывались на ею счет -
многие, только не жена и ее близкие.
Он придавал своему лицу особое выражение не только, когда шутил; было у
него такое и на случай, когда приходилось обсуждать его шурина Безила. По
замыслу оно призвано было передавать высокомерное неодобрение, подавляемое
из уважения к Барбаре; на деле в нем сквозило угрюмство и сознание вины.
Отпрыски семейства Сил по каким-то скрытым от всех других причинам,
всегда питали ко всем другим презрение. Фредди не любил Тони; он казался ему
изнеженным и надменным, но Фредди все же был готов признать за ним некоторое
превосходство; никто не сомневался, что Тони ждет блестящая карьера на
дипломатическом поприще. Придет время, и все они будут гордиться им. А вот
Безил с детства ставил всех в неловкое положение и давал повод к нареканиям.
По чисто личным мотивам Фредди, может быть, и обрадовался бы паршивой овце в
семействе Сил, человеку, о котором "стараются не упоминать"; которому он,
Фредди, время от времени мог бы подавать руку помощи, великодушно безвестный
всем, кроме Барбары, про которого он, Фредди, мог бы даже утверждать, что
видит в нем больше хорошею, чем все другие. |