Такой родственник мог бы в
немалой мере способствовать восстановлению поколебленного самоуважения
Фредди. Однако, как он скоро убедился, познакомившись с Силами поближе, о
Безиле вовсе не старались не упоминать, а как раз наоборот: он составлял
предмет едва ли не половины всех их разговоров. В то время они всегда
взахлеб обсуждали его последнее бесчинство, всегда прочили ему блестящий
успех в незамедлительном будущем, всегда презрительно отвергали неодобрение
всех других. Сам же Безил проницал Фредди тем безжалостным глазом, что и -
Фредди это замечал - Барбара в пору его ухаживанья и первые годы их
совместной жизни.
Ибо было у Барбары с Безилом смутительное сходство: она тоже была
farouche {Farouche (франц.) - дикий, нелюдимый, не привыкший или не желающий
приспособляться к господствующим в обществе условностям. (Здесь и далее
примечания переводчика.)}, хотя и на свой собственный, более мягкий, но
оттого еще более убийственный лад, а обаяние, от которого у Фредди дух
захватывало, прорывалось в Безиле в грубой стяжательской форме. Материнство
и безмятежное великолепие Мэлфри изменили Барбару: дикий зверек в ней теперь
лишь очень редко выходил на поверхность; но он все же сидел в своей норке, и
время от времени Фредди замечал, как он выглядывает оттуда после долгих
отлучек - пара горящих глаз на извиве подземного хода, следящих за ним как
за врагом.
Сама Барбара не строила никаких иллюзий насчет Безила. Годы
разочарований и предательств убедили ее, вернее рассуждающую часть ее
существа, что он человек никчемный. Они вместе играли в пиратов в детской,
но время игр прошло. Теперь Безил играл в пиратов один. Она отпала от веры в
него чуть ли не с соблюдением формальностей, и все же, подобно культу,
который продолжает жить столетия спустя после того, как его мифы развенчаны,
а источники веры замутнены, в ней глубоко сидело то изначальное благочестие,
ныне едва различимое в гущице суеверий, которое и заставило ее вновь
обратиться к Безилу в это утро, когда ее мир, казалось, закачался вокруг.
Так в современном городе, постигнутом землетрясением, когда разверзаются
мостовые, выпячиваются горбом канализационные трубы, и огромные здания
дрожат и качаются, грозя рухнуть, джентльмены в котелках и опрятненьких,
фабричного пошива костюмах, рожденные от поколений грамотеев и разумников,
внезапно обращаются к магии первобытной чащи и складывают пальцы крестом,
чтобы отвести от себя рушащуюся бетонную лавину.
За вторым завтраком Барбара трижды заговаривала о Безиле и теперь,
прогуливаясь под руку с Фредди по террасе, сказала:
- Возможно, как раз этого он и ждал все эти годы.
- Кто? Чего ждал?
- Безил. Ждал войны.
- А!.. Ну, на мой взгляд, все мы отчасти... |