— И не уговаривайте, — машет перед собой своей пухлой ручкой. — У меня режим. Диета строгая. Видите, какая я полная?

После этих слов гордо поднимает голову, выпячивает объёмную грудь, больше похожую на два воздушных шара, и тут же отводит назад, распрямляет пышные плечи. Ну да, такую тяжесть постоянно таскать — поневоле сгорбишься. И потихоньку, потихоньку, чтобы внимание не привлекать, ногой под кровать принесённую с собой корзинку задвигает. Всё понятно, компромат прячет. Значит, в корзине точно не овощи с фруктами, а какая-нибудь несчастная курица…

Да и впрямь, чего это Катанаева так настойчиво нам этого гуся втюхивает? Ишь, какая настойчивая. Крепче банного листа клеится, так и липнет.

Анна Алексеевна тем временем всё никак успокоиться не может, уже и сама за разделку птицы принялась! Ещё и приговаривает при этом, мол, сама вас сейчас угощу, из собственных ручек! А вилок с ножами нет, она головой повертела, оглядела все наши тумбочки и решилась — руками в перчатках ухватила гуся за поднятые кверху лапы, да и рванула их в стороны со всей своей девичьей дури…

Успел головой в подушку вжаться, спасаясь от разлетевшихся в разные стороны янтарных капель жирного сока…

Жареная жирная птица такого издевательства не выдержала, выскользнула, вырвалась из рук девицы и отправилась в свой заключительный полёт! Одной лапой, правда, пожертвовала. Но разве свобода такой потери не стоит? Однозначно, стоит!

Как раз надо мной и пролетела. К сожалению, этот феерический взлёт очень быстро прервался. Палата маловата, разгуляться негде! Птица шмякнулась о стену, оставила после себя приличное жирное пятно на побелке и сочно шмякнулась на пол.

Катанаева ойкнула, ошалелым взглядом уставилась на гусиную лапу в руке, тыльной стороной левой кисти машинально вытерла капли жира на лице, глянула на испачканную перчатку, икнула, отбросила от себя лапу и медленно завалилась на спину. Упасть только не успела, Паньшин умудрился подхватить девушку под руки и подкорректировал падение в сторону кровати.

Ай да артистка! Не знаю, как остальные, а я точно понял, что сымитировала обморок! Увидел потому, что прицеливалась упасть именно на кровать, а не на пол. И когда падала, тоже одним прищуренным глазом подглядывала, не промахнётся ли мимо?

Скрипнули пружины, Анна Алексеевна так плашмя и рухнула на постель, уткнулась лицом в подушку. Александр Карлович на ногах удержался, на своё счастье. Но заработал ещё один минус в свою карму от супруги.

Сима на мужа порыкивает, Карлович отбивается, как может, а я в себе смех давлю. Но как-то не очень у меня это получается, прорывается он наружу. Катанаева, похоже, услышала моё прысканье и не выдержала, любопытство в ней победило. Один глазик приоткрыла, чтобы посмотреть, над кем я тут смеюсь и тут же закрыла. Потому что я ей подмигнул. Мол, спалилась!

Пришлось дамочке очнуться. На удивление быстро вскочила с кровати, стянула перчатки, вытерла руки о моё несчастное полотенце-скатерть, сочла их чистыми и кончиками пальцев грациозно поправила локоны, отряхнула и одёрнула платье. Но одинокую гусиную ногу подбирать не стала, так и оставила её лежать где-то на полу.

Показалось мне или нет, но даже как-то обрадовалась, что ли. Интересно, чему? Мнимому обмороку или ещё одной проказе? Или тому, что я раскусил её детскую хитрость и подмигнул? И ведь даже уговаривать перестала.

— Что я Её Величеству скажу? — огорчается Анна Алексеевна на наш общий отказ. С досадой прикусывает губу, задумывается на мгновение и тут же находит решение. Присаживается на краешек моей кровати, осторожно дотрагивается пальчиками до моей больной руки и начинает её нежно поглаживать. При этом очень внимательно отслеживает мою реакцию на этот интимный жест. — Тогда я всё обратно в корзину уложу и оставлю её вот здесь, на тумбочке.