— Ничего, не горюйте. Наградят и вас, никуда не денутся. И государя ещё не раз увидите, — говорю страдальцу. И добавляю. — Если, конечно, рядом с нами будете.

— Вы думаете? — приободрился адвокат. И спохватывается. — Конечно же, рядом. Куда я от вас теперь денусь…

Как-то это нерадостно прозвучало. Надо бы разобраться, что там за тараканы в его голове поселились?

Но и разбираться не понадобилось, Александр Карлович тут же признался:

— Вот только находиться рядом с вами, Николай Дмитриевич, с каждым разом становится всё опаснее и опаснее. То пожар в усадьбе, то авария с самолётом и посадка в чистом поле, то вот это. А у меня жена, дети. Кто о них позаботится, если со мной что-то случится?

— Ничего, не печальтесь, больше ничего плохого с вами не случится, — ободряю беднягу. — И вообще, скоро всё наладится. Государь выделяет нам помещение на Путиловском заводе. Кстати, а где вы были всё это время? Не заходили ко мне, не навещали?

— Времени попросту не было, — отвечает наш поверенный. И начинает рассказывать. — Вы уже знаете, что самолёт ваш ГАУ передали?

— Знаю, — осторожно киваю головой и тут же морщусь от боли. — Как знаю и тот факт, что вам за него полностью заплатили. Но я ничего плохого в этом не вижу. Что вас так обеспокоило?

— Ну и хорошо, что знаете, — ёрзает на стуле Паньшин и усаживается поудобнее. — А запатентовать? Мы же с вами договаривались, что сначала подаём прошение на получение привилегий и только потом отдаём самолёт. А тут вон как получилось. И пришлось мне в срочном порядке заниматься нашими делами. Надеюсь, я всё правильно сделал?

— Конечно, правильно, — восклицаю.

— А деньги? Их же нужно было в банк положить!

— На чей счёт?

— Пока на счёт вашего папеньки, — разводит руками Паньшин.

На папенькин, значит, на папенькин, — не вижу в этом ничего плохого. Лишь бы не на свой. И дело не в том, что я ему не доверяю…

Впрочем, кому я тут вру? Конечно же, не доверяю. Да я тут вообще никому не доверяю! Себе если только, да и то изредка. «Ибо слаб человек…»

Внимание привлёк шум в коридоре. И даже смех раздался. Впрочем, смеялись там недолго, тут же знакомый докторский рык оборвал развеселившихся больных, и наступила тишина. Лишь неясные тени быстро промелькнули за матовым стеклом двери. Наверное, больные по палатам разбежались, чтобы под горячую докторскую руку не попасть. А то выпишет чего-нибудь этакого, и вообще надолго о смехе забудешь. Потому что как только рассмеёшься, так сразу на горшок и помчишься. В надежде не опоздать…

Только было собрались с Паньшиным наш увлекательный разговор продолжить, как дверь снова заскрипела. Александр Карлович оглянулся, ну а мне и оглядываться не пришлось. Так, глаза скосил в сторону, на очередного любопытного выздоравливающего.

Кто, как не выздоравливающий будет любопытство своё тешить? Больному оно не нужно, больному лишь бы не болело.

Дверь ещё сильнее приоткрылась, и в комнату величаво и торжественно вплыл огромный букет цветов!

Остановился прямо посередине прохода между койками, затоптался на месте. Да не букет затоптался, а тот, кто его нёс! Смотрю на ноги в точно такой же пижаме, что и на мне сейчас надета и недоумеваю. Нет, понятно, что попросили передать. Но… Цветы? Мне?

— Вот вы где! — мы с Паньшиным одновременно оторвались от созерцания этого огромного букета и наконец-то обратили внимание на остальных гостей.

Вот так и теряем мы лучших товарищей! Это я про себя, если что. Сначала отвлекающий фактор срабатывает, а потом делай с клиентом всё, что хочешь. Не только Александр Карлович, но и я, грешный, настолько был ошеломлён этими цветами, что напрочь позабыл о контроле.