По идее, я сейчас должен вспыхнуть алым маковым цветом от смущения, ведь такая девица рядом. Да только не пройдёт со мной такой номер! Но подыграть подыграл, вроде бы как смутился немного. А она не успокаивается, повторяет:

— Так мы с вами договорились?

Тут уж отказываться было нельзя, и мы все одновременно кивнули. Ну, так уж вышло. Девушка тут же успокоилась, перестала гладить мою многострадальную руку и поднялась на ноги.

И прокололась! Непроизвольно подхватила полотенце и вытерла об него свои изящные пальчики. Неприятно, выходит, меня было гладить? Ещё успел заметить исказившую на какой-то неуловимый миг лицо брезгливую гримасу. Словно в чём-то нехорошем испачкалась.

Усмехнулся, не стал скрывать или делать вид, что ничего не заметил. Всё равно никто на меня сейчас не смотрит, общее внимание девушке отдано. Ну и я смотрю. Смотрю и думаю — что же тебя, такую молодую и красивую заставляет здесь находиться и со мной заигрывать? Чья злая воля?

Между тем Анна Алексеевна подобрала птичью тушку с пола, деловито осмотрела её, признала годной и запихнула обратно в корзину. Улетевшую куда-то под кровати одинокую лапу искать не стала. На этом сочла свою задачу выполненной и сразу же распрощалась.

Вот сейчас мне очень обидно за себя стало. После меня руки протирает, а после жирной птицы нет? Понятно…

Немного замялась перед уходом, притормозила. Показалось мне или нет, но вроде бы собиралась сказать что-то лично для меня. Но супруги никуда из палаты уходить не собирались, и девушка передумала, улыбнулась мне многообещающе, только что не облизнулась, толкнула дверь, шагнула за порог. А в коридоре её врач дожидался и тут же подхватил под локоток, повёл по коридору, зачирикал что-то, зафлиртовал, и очень скоро их голоса перестали до нас доноситься.

Интересно-то как. А задача у Катанаевой какая была? Якобы от императрицы корзину нам передать или обязательно накормить? Больно уж настойчиво она в нас этого гуся старалась впихнуть. И резко успокоилась, когда мы согласились его попробовать. Интересненько. Принюхался к ароматному запаху жареной птицы — специй не пожалели. И чесночком нашпиговали от души…

Александр Карлович пододвинул супруге стул, придержал за спинку, пока супруга на сиденье примостилась. Оба ко мне лицами находились, так что я прекрасно смог разглядеть на лице женщины обещание скорой суровой разборки, а у Паньшина нарочито преувеличенное выражение оскорблённой невинности.

Тем временем Сима присела. Я дыхание затаил, а ну как подломятся ножки у стула? Не подломились, выдержали. Крепкая тут мебель. Сам Паньшин на другую кровать примостился, которая прямо напротив моей располагалась. Переглянулся с женой, на корзину оба уставились. У Карловича в животе забурчало, и он решился, хлопнул ладошками, потёр их одна о другую, потянулся к корзине:

— Ну что, приступим? Проверим на вкус государеву еду?

— Погоди! — остановил компаньона.

Что-то тут не то. Где я, а где государыня? Как-то сомнительно, чтобы она настолько озаботилась нашим питанием, что решила о нём лично позаботиться. Не узнав предварительно, можно ли нам сейчас вообще что-то есть? Ерунда какая-то, делать ей больше нечего.

Может, это именно Катанаевой что-то от нас нужно?

— Погоди, не спеши, — повторил.

А если я ошибаюсь? А если нет?

Гусь с пола? Какая гадость. Чем тут, интересно, полы моют? Хлоркой? Да за сегодня у меня в палате полы так истоптали, столько грязи нанесли, что никакая дезинфекция не поможет. Полная антисанитария!

Ещё раз вспомнил о недавних авариях. Подозрения вспыхнули с новой силой, а тут вдобавок такой резкий запах чеснока.