Со всех лотков, на которых лежали яблоки, сыры, апельсины, орехи, на нее смотрело несчастное, искаженное мукой лицо Бетти. Теперь Элпью в ином свете видела страхи Бетти, отравившие бедняжке последний день жизни. Подумать только, она с трепетом призналась, что подслушивала ссору у замочной скважины. А бояться‑то надо было совсем другого… Элпью вспомнила о белой руке, торчавшей из‑под одежды. Что значит «33»? И значит ли что‑нибудь?

Голова Элпью гудела от этих и подобных размышлений, когда она тихонько вошла в дом Пигаль и откинула занавеску, за которой располагалась кухня герцогини.

– Руки вверх! – В полутемном коридоре перед ней стоял мужчина в маске – его рапира была направлена ей в грудь, блестящий кончик уткнулся прямо в открывшуюся ложбинку между грудей. – Если тебе дорога жизнь!

Элпью без разговоров вскинула руки. Хлеб, грибы и яйца упали на пол.

– О, merde! Элпью, это ты! – Пигаль сорвала маску. – Я забыла, что пгиняла тебя на службу. Вчега вечегом я упилась бгенди с князем ди Понче. Он большой дгуг Фидели, поэтому, naturelle‑ment, я пгивела его сюда выпить. И его дгузей тоже. Остгигла их всех как овец.

Опустившись на колени, Элпью принялась собирать разбитые яйца.

– Сколько добра пропало!

– Чепуха, – фыркнула Пигаль. – Сделаем из них колдунью.

– Простите, мадам?

– Колдунью, колдунья. Ну, ты знаешь, яичница‑колдунья на тостах, газве это не любимое блюдо в Лондоне?

Элпью с некоторым отвращением посмотрела на грязный пол – весь в паутине, кошачьей шерсти и кое в чем похуже.

Когда яичное кушанье, предварительно щедро сдобренное специями, было подано, Пигаль, жадно поедавшая его огромными кусками, не подкачала.

– Sacre bleu! Совсем забыла спгосить, как получилось, что ты пгишла габотать ко мне? Моя подгуга Эшби заболела?

– Боюсь, хуже! – Элпью смахнула со своего сочного тоста большой ком пуха. – Вернулся ее муж. Поселился в доме, но самое ужасное то, что она, похоже, этому рада.

– Quel foutoir! – Пигаль выплюнула на тарелку все, что находилось у нее во рту. – Этта женщина потегяла голову? Эттот мужчина – le roi des cons, non? Коголь мегзавцев. А она – пгосто vache folle, а? – И она отправила пережеванную пищу обратно в рот.

Какое‑то время в комнате было слышно только, как чавкает Пигаль. Она дочиста обтерла тарелку куском хлеба и решительно поднялась.

– Я должна идти спасать свою дгажайшую подгуту. – Отодвинув стул, она начала срывать с себя одежду и швырять ее на пол. – Элпью, я тебя целую!

Элпью рывком подтянула повыше лиф, чтобы прикрыть ложбинку между грудями. Она слышала разговоры о том, что Пигаль соблазняет служанок. Одна красивая двадцатилетняя девушка, уволенная после трехнедельной службы у Пигаль, попала в итоге в Бедлам, поскольку, как говорили, без конца целовала портрет герцогини, который носила в кармане.

– Иди сюда, Элпью. – Пигаль надвигалась, Элпью собиралась с духом. – Нет, ma petite chou, сегодня утгом я не буду, как обычно, фехтовать в Сент‑Джеймсском пагке. Ты должна помочь мне надеть мое самое кгасивое платье. – Пигаль выскочила из столовой и через две ступеньки стала взбираться по лестнице. – А пока ты будешь меня одевать, я буду обдумывать план действий.

Спустя час герцогиня вышла в алом платье, которое никак не сочеталось с ее рыжими волосами. Она несла зеленый бархатный плащ, такую же шляпу и башмаки на толстой деревянной подошве.