– Может, и не совсем, но что‑то вроде… – с горечью заметил Зенф.

Из‑под стола Хафнера выкатилась пустая бутылка водки «АЛДИ».

– Закрываем дело? – спросил Тойер.

Лейдиг потянул за конец своего старомодного галстука, как за цепочку унитаза, словно смывал кое‑что, и сказал:

– Наша попытка не удалась, а других следов у нас нет. Нет и подозреваемого. – Он посмотрел на Тойера. – Извините, ведь это я затеял историю с гориллой.

Тойер кивнул.

– Ты лишь поддержал мою идиотскую идею, Лейдиг, но виноват во всем я. На этот раз виноват только я. Все, дело закрыто.

15

Потом они сидели с Ильдирим на кухне. Бабетта была еще в городе, у нее, кажется, намечалась нежная дружба с каким‑то парнем из Туниса, называвшим себя IBM, что расшифровывалось как «I be what I am» – «Я тот, кто я есть». Поздно, но ничего, пятница. Надо быть построже с ней в другие дни недели.

– Ты мог бы и головой поработать, – сказала Ильдирим, впрочем, вполне дружески. – Ты понадеялся, что снова провернешь невероятное дело: выскажешь безумную гипотезу и устроишь большое шоу, а за ним последует блестящий финиш.

Тойер молчал. Она права. Обычно он с трудом воспринимал критику в свой адрес, и сейчас заметил, что сердится, а по нему всегда было видно, когда он сердился, и его еще больше сердило, что она теперь заметит, что он сердится. Он попытался скрасить смехом такую неутешительную логическую цепочку. И тут же услышал:

– Что за идиотский смех?

Он встал.

– Сиди, Тойер, я сама идиотка… Он снова сел.

Ильдирим подвинула стул ближе, положила голову на плечо Тойера:

– Теперь все позади. Все было так жутко. Мертвые мальчики, больная Бабетта, ложь, недомолвки и наши бесконечные ссоры, эта Хорнунг… Теперь все позади? Я тоже постараюсь в ближайшее время, да и потом…

– Почти позади, – ответил он. – На днях мне наверняка придется идти на беседу к Магенройтеру: Кольманн непременно нажалуется. Когда меня уволят, что я буду делать?

– Тебя не уволят.

Но Тойеру хотелось сейчас именно этого.

– Тогда я стану изучать язык жестов, – упрямо сказал он.

– Гляди, – тихо сказала Ильдирим и расстегнула две пуговицы на своей черной блузке. – Я купила желтое белье. Хафнер наверняка сказал бы – чтобы не были заметны пятна от мочи, но я…

Тойер цинично подумал, что секс ему сейчас не повредит. И он действительно не повредил.

Магенройтер сидел напротив Тойера и молчал. Уже около минуты, как минимум. Гаупткомиссар успел мысленно сосчитать до ста.

– Вы воспользовались слабоумием Зельтманна. – («Ну все, началось!» – подумал Тойер.) – Вы хладнокровно использовали этого одряхлевшего человека, чтобы за моей спиной провернуть сомнительное дельце, которое при положительном исходе могло войти в историю.

Тойер кивнул. Ему было не так уж и плохо, нет, в его груди бурлило непонятное веселье.

– Прокурора Момзена вы просто обманули, но он сам дал себя надуть. Он будет молчать. А вот Зельтманну теперь конец, – продолжал Магенройтер.

Тойер внимательно рассматривал батарею отопления, начал считать секции, кивая головой: раз, два, три…

– Вы лучше уж молчите! – воскликнул Магенройтер, обращаясь к гаупткомиссару, который рта после приветствия не раскрыл, и налил себе кофе в чашку с надписью «для Помпона».

Именно в это мгновение Тойер нарушил молчание и вежливо поинтересовался:

– Близкие зовут вас Помпон?

Магенройтер в отчаянии сжал руки:

– До недавнего времени – скажу вам, хотя это совсем не относится к теме нашего разговора, – я тренировал в Вагхойзеле юношескую команду по баскетболу, и они прозвали меня Помпон.