– А что такого необычного в данных обстоятельствах?
Васкес открыл ящик стола и достал конверт.
– На Рождество я купил детям собаку. Щенка. Они поехали отдыхать на побережье и взяли его с собой, – сказал Васкес. – В конце прошлой недели дети позвонили сказать, что собака пропала. Они плакали. В понедельник утром я получил посылку из Марбельи, там была собачья лапа и этот конверт.
Фалькон вытряхнул содержимое: фотография счастливой семьи Васкеса на пляже. На обороте написано: «Они следующие».
– Что скажете, инспектор?
Фалькон вернулся в управление. Он вспомнил, что с воскресенья угроз от русских не поступало, и теперь знал почему. Они закончили то, что собирались сделать. Отмежевались от строительства Веги, а расследование его дела теперь официально закрыто. И самое большое их преступление – убийство любимца детей.
Рамирес и Феррера молча сидели в кабинете.
– В чем дело? – спросил Фалькон. – Разве вы не должны быть в лаборатории с Фелипе и Хорхе?
– У них приказ работать за закрытыми дверями и обсуждать результаты только с комиссаром Элвирой, – ответил Рамирес.
– Анализ волосков на лезвии бритвы готов?
– Им нельзя ничего нам сообщать.
– А что с поджигателями?
– Пока у нас, – сказал Рамирес. – Не знаем, надолго ли. Пока тебя не было, я позвонил Элвире спросить, не стоит ли взять с них письменные показания. Он сказал: ничего не делать. В этом я большой мастер. Так что мы сидим и ничего не делаем.
– Звонки были?
– Лобо хочет тебя видеть, Алисия Агуадо хочет знать, не сможешь ли ты вечером отвезти ее в тюрьму.
– Значит, еще не все кончено, Хосе Луис.
Фалькон позвонил Алисии Агуадо и договорился забрать ее, после этого поднялся в приемную Лобо. Лобо не заставил себя ждать, на сей раз он был спокоен. Они сели, глядя друг на друга, словно между ними лежал план роковой битвы, в которой погибли тысячи человек.
– Вы с вашими сотрудниками провели превосходную оперативно‑розыскную работу, – сказал Лобо, и Фалькон счел лесть скверным знаком.
– Думаете? – спросил он. – По мне, так это превосходный перечень провалов. Убийцы Рафаэля Веги нет, а все окрестности усеяны трупами.
– Вы выявили крупную группу педофилов.
– Не думаю. Игнасио Ортега все расследование был на шаг впереди, и доказательство тому – у меня ничего на него нет, кроме кондиционеров, установленных им в поместье. А покойный Монтес то и дело подставлял мне подножки, – сказал Фалькон. – Теперь Ортега смеется мне в лицо, русские где‑то далеко, на свободе, продолжают поставлять детей и взрослых для чьих‑то сексуальных утех.
– С Ортегой все кончено. Он засветился. Никто теперь и близко к нему не подойдет.
– Браво! Вам так кажется? – с иронией в голосе спросил Фалькон. – Он до сих пор живет в своем уютном доме, у него прибыльное дело. Притихнет на несколько лет, но потом в силу своих природных наклонностей вернется к прежнему занятию. Тяга такого человека к осквернению невинности сильнее тяги серийного убийцы к удовольствию почувствовать, как еще одна жертва бьется, агонизируя, в его руках. И не мне вам говорить, комиссар, что Игнасио Ортега – лишь одна тонкая ниточка, которую нам удалось на время перерезать. Главное чудовище, русская мафия, все еще здесь, раскидывает свои щупальца по всей Европе. Что бы ни говорили на публику о превосходных результатах расследования, это один из самых серьезных наших провалов. И провал этот устроило руководство, которое должно вроде бы нас поддерживать.
– Могу сообщить еще об одном успехе – жену Монтеса поймали, когда она забирала на складе коробку, в которой лежало сто восемьдесят тысяч евро, – не заметив последней фразы Фалькона, сказал Лобо. |