Иван, чью шахту мы зачистили от жуков, тоже не стал хитрить, сразу расплатившись. Правда, получив жалкие серебряные, и заметив даже блеснувшее золото в руках камнетёсов, я подумал, что всё же продешевил. Хотя это на самом деле сыграло мне на руку — Герман с другими магами тоже заметили, сколько мне отвалили за работу, и весело между собой перешучивались: «Ну, у бросса, как всегда, беда с купеческой жилкой». Значит, для горного варвара это нормально, так вести дела, и даже про мою татуировку магистра все забыли, сочтя это за какое-то недоразумение.

Ну, потужился варвар, пыхнул огнём как следует… Артефактный камень же, понятное дело, думать не стал, и выдал предсказуемый результат. Это так и какого-нибудь шахтёра можно с кнезовым воеводой сравнить — оба умеют замахиваться и рубить, да только один всю жизнь камни ворочает, а другой может отряд недругов раскидать. А сила-то вроде и одинакова.

Советник попросил Креону великодушно сопроводить их с магами и дружиной до Драгоценного Квартала — так назывался тот самый богатый район, который я разглядел с холма. Мне же, как телохранителю, можно было сопровождать чародейку хоть до самой постели, а то и рядом стоять, пока она спит. Поэтому ни у кого не возникло вопросов, почему я всё время нахожусь рядом.

В Драгоценном Квартале находилось что-то вроде камнеломской академии магов, и одновременно ратуша, где как раз и заседали советники кнеза. Глеб Каменный понимал, насколько важны маги для процветания и защиты города, и щедро поддерживал городскую академию. Тем более, северная кровь была не особо богата на чародейство, а маги холода, как назло, вообще рождались только под Хладоградом, на «другом севере».

Я помнил по карте, что Троецария по форме напоминала толстую подкову, и её север был разделён надвое морем. Мы находились в Камнеломе, в предгорьях Бросского хребта. Родина же Креоны, Хладоград, лежал далеко на западе, за холодным Северным Заливом.

И вот, в Камнеломе как-то само собой сложились учебные традиции, отличные от моредарских. Здесь не стояли в очереди все желающие, особенно бесталанные детишки богатеев, как в Южной столице. В Камнеломе магический совет сам каждый год проводил народный смотр, да ещё и выезжал по округе, посещая все деревни вокруг. Простая кровь или дворянская, кнеза не волновало — любой талант забирался в академию.

Мы въехали в Камнелом, миновав внушительную стену, которая во многих местах была высечена из скал и оставалась единой целой с горой. Я крутил головой, разглядывая суровую серую красоту камнетёсного города, при этом стараясь не терять бдительности и настроив внутренние контуры на повышенную чувствительность. Всё же не стоило забывать, что я нахожусь в одном шаге от своей цели, и мои враги тоже это прекрасно знали.

В Камнеломе не было тишины. Различные шумы, скрипы, стук и перезвон доносились со всех сторон, и казалось, что даже мощёные улицы города вибрировали под ногами. Не удивлюсь, если во многих отработанных шахтах под землёй были устроены цеха по резке или шлифовке камня.

Хотя перед нашей процессией старались расступаться и часто пропускали, видя дружину и магов, в некоторых местах камнеломские улочки были довольно узкими и с трудом позволяли разъехаться. Они то поднимались серпантином вверх, то вообще превращались в мост над другими домами и улицами, позволяя смотреть на разношёрстный народ сверху.

Камень здесь был везде. В телегах, проезжающих навстречу. В грудах, сваленных перед мастерскими. В ровных стопках, сложенных перед торговыми лавками.

Камень был всякий. И мастерски обработанный, в виде плит с идеальными гранями, бликующими на солнце, и просто глыбы, ещё со следами инструментов камнетёсов. Под некоторыми такими глыбами телеги едва не кренились, а их колёса с протяжным скрипом грозили развалиться.

Здесь был и белоснежный мрамор, без единого изъяна и пятнышка, и мрамор всевозможных цветов, с благородными прожилками и узорами в глубине.