Все говорят, что Алекса будут судить и расстреляют.
Оурден на минуту опустил глаза, и Молли опять заговорила:
— Говорят, что судить его будете вы. Ваше слово решит все.
Оурден испуганно посмотрел на нее:
— Что такое? Кто это говорит?
— Все в городе, — женщина стояла, вытянувшись во весь рост. Она спросила его не то умоляюще, не то властно: — Вы этого не сделаете, сэр, ведь, правда, не сделаете?
— Откуда в городе знают то, чего я сам не знаю? — сказал мэр.
— Это великая тайна, — сказал доктор Уинтер. — Великая тайна, которая не дает покоя всем властелинам во всем мире — откуда народ все знает? Теперь, как я слышал, эта же тайна не дает покоя и нашим захватчикам — каким образом вести проникают в народ, минуя цензуру, каким образом истина пробивается на свободу? Это великая тайна.
Женщина огляделась по сторонам, так как в комнате вдруг потемнело, и ее, вероятно, испугало это.
— Туча, — сказала она. — Говорят, что надо ждать снега, хоть для зимы еще рано.
Доктор Уинтер подошел к окну, взглянул на небо и сказал:
— Да, большая туча. Может быть, пройдет мимо?
Мэр Оурден зажег еще одну лампу, но она дала только маленький круг света. Он выключил ее и сказал:
— Тоскливая вещь — электричество днем.
Молли опять подошла к нему.
— Алекс не такой, чтобы убивать людей, — сказала она. — Алекс горячий, но против закона он никогда не шел. Его все уважают.
Оурден положил руку ей на плечо и сказал:
— Я помню Алекса еще мальчиком. Я помню его отца и деда. В молодости дед ходил на медведей… Вы это знаете?
Молли не обратила внимания на его слова.
— Ведь вы не осудите Алекса?
— Нет, — сказал он. — Разве я могу его осудить?
— В городе говорят, что осудите — ради порядка.
Мэр Оурден зашел за стул и стиснул пальцами его спинку.
— А в городе хотят порядка, Молли?
— Я не знаю, — сказала она. — Свободными быть хотят.
— А люди знают, как этого достичь? Знают, какими способами надо бороться с вооруженным противником?
— Нет, — сказала Молли, — вряд ли.
— Вы умница, Молли; может быть, вы знаете?
— Нет, сэр, но, по-моему, люди чувствуют так: если смириться, значит, признать себя побежденными. Они хотят доказать этим солдатам, что побежденных здесь нет.
— Но им нечем воевать. Разве можно с голыми руками идти на пулеметы? — сказал доктор Уинтер.
Оурден сказал:
— Молли, когда вы узнаете, что они решили, вы сообщите мне об этом?
Молли недоверчиво посмотрела на него.
— Да… — сказала она.
— А подумали «нет». Вы мне не доверяете?
— Как будет с Алексом? — допытывалась она.
— Я не стану его судить. Он не совершил никакого преступления против своего народа, — сказал мэр.
Молли, видимо, колебалась. Она сказала:
— А они… они убьют Алекса?
Оурден долго смотрел на нее, потом сказал:
— Дорогая моя, дорогая…
Она стояла все так же прямо.
— Благодарю вас.
Оурден подошел к ней, и она слабо проговорила:
— Не трогайте меня. Пожалуйста, не трогайте меня, не трогайте, — и его рука опустилась. Минуту Молли стояла молча, потом повернулась, все такая же прямая, и вышла.
Как только дверь за ней закрылась, в приемную вошел Джозеф.
— Простите, сэр, но вас желает видеть полковник. |