— Да, останусь. Алексу будет не так одиноко со мной.

Лансер посмотрел на него и вяло улыбнулся.

— Мы взяли на себя нелегкую работу, не так ли?

— Да, — сказал мэр, самую непосильную работу, какая только может быть. Единственное, чего не достичь никакими силами.

— А именно?

— Вы хотите сломить человеческий дух на веки веков.

Голова Оурдена чуть поникла к столу, и он сказал, не поднимая глаз.

— Вот и снег. И ночи не дождался. Люблю нежный, прохладный запах снега.

Глава четвертая

К одиннадцати часам снег повалил большими мягкими хлопьями, и неба совсем не стало видно. Люди торопливо шагали сквозь снежную завесу, а снег наметало у дверных порогов, наметало на статую на городской площади и на рельсы, проложенные от шахты к гавани. Снег валил и валил, и колеса тележек то и дело заносило на сторону. А над городом нависла тьма, еще более густая, чем снежная туча, над городом нависла угрюмость и сухая, нарастающая ненависть. Люди не задерживались на улице, они открывали двери домов, и двери захлопывались за ними, и казалось, что из-за каждой занавески на улицу смотрят чьи-то глаза, и когда по городу проходили солдаты, взгляд этих глаз — холодный, угрюмый — был устремлен на них. Люди заходили в лавки купить что-нибудь к завтраку, спрашивали то, что им было нужно, получали требуемое, платили деньги и уходили, не обменявшись приветствием с продавцом.

В маленькой дворцовой приемной горели все лампы, и их свет ложился на снег, падающий за окном. Судебное заседание было открыто. Во главе стола сидел Лансер, по правую руку от него — Хантер, дальше Тондер, а на краю — капитан Лофт, перед которым лежала небольшая стопка бумаг. Напротив, левее полковника, сидел мэр Оурден, а рядом с ним Прекл, строчивший что-то в блокноте. Возле стола застыли двое часовых в касках и с примкнутыми штыками, — неподвижные, как деревяшки. Между ними стоял Алекс Морден, рослый молодой человек, широкий в плечах и узкий в бедрах, с низким лбом, глубоко запавшими глазами и длинным острым носом. Подбородок у него был решительный, рот большой и чувственный. Он стоял, опустив скованные руки, и то сжимал, то разжимал их. На нем были черные штаны, синяя рубашка с открытым воротом и темный пиджак, лоснившийся от долгой носки.

Капитан Лофт читал лежавшую перед ним бумагу: «Когда обвиняемому было велено продолжать работу, он ответил отказом, а услышав вторичное приказание, кинулся на капитана Лофта с киркой. Капитан Бентик бросился ему наперерез…»

Мэр Оурден кашлянул, и когда Лофт остановился, он сказал:

— Сядь, Алекс. Кто-нибудь из часовых, дайте ему стул, — часовой повернулся и беспрекословно исполнил просьбу мэра.

Лофт сказал:

— Арестованному полагается стоять.

— Пусть сядет, — сказал Оурден. — Кроме нас, никто об этом не узнает. А в протоколе вы запишите, что он стоял.

— Подделывать протоколы не полагается, — сказал Лофт.

— Сядь, Алекс, — повторил Оурден.

И рослый молодой человек опустился на стул, и его скованные руки беспокойно задвигались на коленях.

Лофт опять начал:

— Это противоречит всем…

Полковник сказал;

— Пусть сидит.

Капитан Лофт откашлялся:

— «Капитан Бентик бросился ему наперерез и принял на себя удар киркой, раздробивший ему череп». Протокол врачебной экспертизы прилагается. Разрешите зачитать?

— Не нужно, — сказал Лансер. — Поскорее, не затягивайте.

— «При этом инциденте присутствовало несколько наших нижних чинов, показания коих приобщены к делу.