Вам все равно?
— Нет, — не сразу ответил Игорь. — Вот этого мне не хочется. Хоть я и шут…
— Вы сами учили меня, что быть шутом — это не унизительно! Это значит: быть выше гордыни.
Разговор получался совсем не таким, какой Лилька воображала, и это ее взбудоражило. Потому что тот, придуманный разговор выходил слезливым и тягостным, а это было совсем не то, что сейчас могло вытянуть обоих.
Игорь вдруг рассмеялся:
— Что я выслушиваю? Бежать. Просто бред какой-то! В сорок три года стать бродягой?
— Слабо? Если хотите, я могу составить вам компанию. Меня тоже ничто тут не держит… Создадим такой крошечный цирк Шапито. Я научилась жонглировать пятью шариками. И потом, не обязательно ведь отправляться на край света! Вы же можете просто пожить в том домике в горах. Хотя бы лето, а потом все забудут. Думаете, цирковые от вас отступятся? Вы же лучший!
— О, да!
— Если только за границу больше не выпустят… Ну, и подумаешь! Мы еще и здесь не все дыры объехали.
Даже не улыбнувшись этому, Игорь спросил, как ей показалось, с неприязнью:
— Тебе так хочется спасти меня? Зачем?
— Ну, — Лилька смутилась и потерлась щекой о плечо в больничной сорочке. — Вы же… Послушайте, я не преследую никакой цели! Я просто хочу вам помочь. Вы меня в чем-то подозреваете?
На этот раз его губы смягчились:
— Ну, что ты… Видимо, мой барахлянский мозг отказывается верить, что я еще кому-то нужен.
— Если хотите… чтоб было легче… я могу пожить там с вами, — предложила она и поспешно уточнила: — Просто пожить. Как дачница.
Его смех слегка обнадежил, но Лилька предупредила себя, что еще рано праздновать победу.
— Дачница, — повторил Игорь с таким удовольствием, будто впервые слышал это слово. — Я никогда еще не пускал в свою хибару дачников.
— Надо же когда-то начинать! — с оптимизмом заявила Лилька, поражаясь тому, как ей удается выдавливать из себя эту бодрость. Разве перед ней тот человек, которого ей хотелось бы спасать от всего на свете? Последние десять лет Лилька думала, что это он самый… А теперь, если внутри нее что-то и откликалось, то совсем глухо, как на дне глубокой ямы. Она подумала: "Эта яма образовалась от того, что ушел Сашка. Я продолжаю ребячиться и храбриться, чтобы не видеть ее. Только ведь однажды придется".
Заметив, что она притихла, Игорь похлопал по одеялу:
— Нам обоим придется начинать сначала, — он сморщился. — Я все же надеялся, что она хоть заедет. Нет. Отрезала. Поделила мир надвое.
"И оставила сына на своей половине", — договорила Лилька про себя.
— Я всегда думала, что влюблена в вас, — внезапно вырвалось у нее.
— Я знаю, что ты так думала. Это… откликалось во мне.
— Они никогда не поймут, почему мы… почему это произошло. Они не захотят понять!
— А это можно понять? Я и сам не понимаю.
"Я помню, как пахнет его кожа", — обнаружила Лилька, и это воскресшее ощущение отдалось в сердце холодком испуга. У Игоря остановился взгляд ("Все-таки зеленый!"), но он с усилием моргнул и отвел глаза.
— Теперь ты так больше не думаешь?
— Не знаю. Я сама уже не знаю, что думать!
Скрестив перебинтованные руки так, будто защищался от нее, Игорь внятно, чтоб она хорошо расслышала, произнес:
— А я думаю, что мы с тобой вряд ли сможем помочь друг другу.
Это кольнуло, но не настолько сильно, как Лилька могла предположить. |