Я вспоминаю солдата с вынужденным положением обоих глаз, которые месяцами неподвижно смотрели в левый верхний угол. Суггестивные методы не помогали. Психоанализ во время гипноза привел к снятию и устранению симптома на несколько минут: пациент все еще со страхом ждал падения на него с левой стороны деревьев, срубленных разрывами гранат во время артиллерийского обстрела. Глаза застыли в страхе перед приближающейся роковой минутой. Хотя за это время триггерная ситуация утратила актуальность, но страх за свою жизнь тем не менее обоснованно сохранялся. Ведь пациент все еще оставался солдатом и держался в своем неврозе за страх — из страха перед подобными ситуациями.
Весьма поучительным и обнадеживающим своим успехом в лечении стал еще один солдатский невроз, который долгое время считался органическим, даже предполагался бульбарный паралич. После кажущегося безобидным непроникающего огнестрельного ранения в спину у больного возникли спазмы мышц глотки — дисфагия, из-за которой он не мог есть твердую пищу, а жидкую лишь в ограниченной степени. Спазм глотки и жевательных мышц оказался «закушенной яростью» в прямом смысле слова. Отбившийся от своих во время разведки солдат в одиночестве пробирался по лесу, когда увидел, как на шоссе французы издеваются над одним из его товарищей. Он весьма драматично воспроизвел эту сцену в состоянии гипноза: подкрался, сгорбил спину, стиснул зубы и заскрежетал ими в бессильной ярости на зрелище, свидетелем которого стал. В этот момент случайная пуля попала ему в спину, и он на некоторое время потерял сознание. Затем он добрался до своей части и был доставлен в лазарет с ранением спины. Повторное сильное эмоциональное переживание этой сцены полностью освободило его от дисфагии. Данный пример также показывает, как вытесненная ярость проявляется в виде более позитивного эмоционального тона на фоне повышенного мышечного тонуса, в отличие от ранее описанных случаев с негативной и депрессивной эмоциональной окраской, которые физически проявляются в понижении тонуса, в вялом параличе. Пользуясь случаем, следует отметить, что в состоянии гипноза нетрудно продемонстрировать переключение с психического на физическое. Если прервать больного во время абреакции ярости в состоянии гипноза, он отреагирует тремором всего тела или уже каким-то образом психически нарушенной конечности.
В связи с этим разрешите рассказать о невротике, который страдал дрожательным тремором правой руки со своеобразными круговыми движениями большого и указательного пальцев. Данный тремор был устранен чисто суггестивным путем, но однажды утром он внезапно вернулся, как выразился больной, «сам собой». При более тщательном расспросе он вспомнил, что дрожь началась в связи с кошмаром прошлой ночью, содержание самого сна он забыл. В состоянии гипноза больной тотчас же вспомнил сон, а с его помощью и те события, которые все еще заставляли его руку трястись. Ночью ему приснился чернобородый русский мужик, прыгнувший к нему на кровать, чтобы задушить. Он проснулся от страха и испуга с трясущейся рукой. Больной видел лицо этого русского на бруствере, когда во время ожесточенного боя вкручивал в ручную гранату взрыватель и внезапно был контужен. Его сознание померкло вместе с неразрешенным гневом и намеренным движением, которое должно служить мимической абреакцией на эту эмоцию.
Из этого примера, к которому я мог бы добавить немало других, становится ясно, что материал сновидения буквально навязывает проницательному психотерапевту свое включение в лечение военных неврозов.
Я не лечу пациента, сны которого не знаю. Я давно научился рассматривать сны больных военным неврозом как попытку самоисцеления, особенно в психокатартическом смысле. Я никогда не назначаю лекарства в ответ на сны пациентов, связанные со страхом, испугом и яростью. Я стремлюсь помочь больному, выслушиваю его сны с целью их собственной исцеляющей тенденции и начинаю сеанс гипноза с того места, где заканчивается ночной сон, или, что мне неоднократно удавалось сделать, прошу пациента продолжить ночное сновидение с того места, где закончился гипноз. |