|
4.
И стая ангелов печальных летит сквозь понт континентальный, предпочитая горним сводам пространство, пахнущее йодом. Один барак, один забег, на всех одна и та же мука, и некий грек, придя на брег, сидит, протягивая руку.
5.
И, уведя глаза в затылок, лежат во тьме зеленоватой меж водорослей и бутылок бычки, тугие, как маслята. Кто нас пустил в сыром просторе искать собрата в каждой глыбе? Так нелюдимо наше море, что мы залетной рады рыбе.
6.
Но на заре проснулись дети, и увидали — мир прекрасен, рыбак свои поставил сети и удалился восвояси. И полоса литого зноя дрожит меж севером и югом… Не уходи, побудь со мною, нам больше не с кем, как друг с другом.
7.
Там старый дом не существует, но вне кладбищенской ограды в тугой ночи скрипят цикады про жизнь, пока еще живую. Там во дворе плывет квартира, и лишь замрут дневные звуки, там тетя Лиза с тетей Фирой встают, протягивая руки.
8.
И в железнодорожном мраке ломая черные суставы, порожняком летя в овраги, сады грохочут, как составы. Гудит железо листовое, на пир привольный созывая, и свет последнего трамвая бредет чертой береговою…
9.
В ночи дегтярной, безвоздушной, барахтаясь в морях полночных, еще не выбрался на сушу печальный предок позвоночный — туда, где в блеске ртутной славы сидят под сенью винограда и хлещут пиво эмигранты несуществующей державы.
10.
Плывут во мраке пятна света, их летний ветер всюду носит… Но некто на исходе лета пощады более не просит. Он променял свою свободу и каждодневную личину на госпитальный запах йода и безымянную пучину.
11.
Но, оказавшись вне закона, где звездный мед течет сквозь соты, он видел рыбу-скорпиона и встретил рыбу-звездочета. Пока не съели греку раки во дни торжеств и бед народных, так сладко плыть в кромешном мраке в объятьях вод околоплодных.
12.
Чей плач блуждает в чистом поле, в суглинках нищенской отчизны? А все ж нам выпало на долю фосфоресцировать при жизни, под этим небом безымянным, что мечет огненные стрелы, что рыб тоскливых караваны уводит прочь за Дарданеллы.
13.
И там, в пространствах беспилотных клин серафимов перелетных летит, тяжелый строй ломая, туда, где ты, душа немая, над этим безымянным брегом, утоптанным безвестным греком, в преддверье муки и разлуки, стоишь, заламывая руки. |
