– Что ты знаешь о Говарде Мэтлоке?

– А тебя не Малькольм Масгрейв прислал? Он всегда придумывает хитрые пути, чтобы обставить конкурентов, выделяется этим даже среди своих не очень‑то щепетильных коллег по Конной полиции.

– Я тебе задал вопрос, – напомнил юнец. – Что ты знаешь про Говарда Мэтлока?

– Он американец. Он дипломированный бухгалтер высшей квалификации. Он мертв. А почему он тебя так интересует?

– Пушки у меня, так что, думаю, вопросы лучше буду задавать я. Зачем ты сюда вернулся? Всю работу на месте ваши уже должны были закончить.

– Да, ты явно из федералов. Наверное, пора тебе представиться и рассказать о своих дальнейших планах.

– Я спросил, зачем ты вернулся в хижину.

– Полагаю, по той же причине, что и ты: чтобы побольше разузнать о Говарде Мэтлоке. Когда турист приезжает в мой город и его скармливают медведям, это не очень‑то хорошо выглядит. Разве что он вовсе не турист, но и в этом случае я испытываю понятное беспокойство. Я вернулся сюда, чтобы получше понять, что это был за тип. Я вернулся, потому что мне многое неясно. Я вернулся, потому что не могу сообразить, как двигаться дальше. А теперь, если ты не против, я продолжу свою работу.

Кардинал какое‑то время подождал, прислушиваясь. От двери не доносилось ни звука. Он обернулся и посмотрел.

В дверном проеме никого не было. Его «беретта» лежала на кухонном столе, обойму из нее вытащили. Он слишком поздно добрался до двери, чтобы хоть что‑то увидеть. Кардинал негромко выругался. Пропажу обоймы трудно будет потом объяснить начальству.

Он закрыл дверцу шкафа и еще раз обвел взглядом хижину, прежде чем запереть ее снаружи. Приходилось признать, что парень действовал ловко: застал его врасплох, отобрал оружие, а потом растаял, как туман. По дороге к парковке Кардинал подумал, что ему, видимо, придется проверить всех живущих в городе блондинов англосаксонского типа. Добравшись до своей машины, он обнаружил обойму от «беретты» на крыше, над водительской дверцей.

Когда он вернулся домой, Кэтрин, абсолютно неподвижная, сидела в позе лотоса. Он открыл дверь, и пламя свечи заколебалось от ветерка. На телевизоре стояла пирамидка благовоний, и от нее спиралью поднимался дымок.

– Ты сегодня поздно, – заметила она.

– Тут пахнет как в буддийской пагоде. – Он всегда отпускал комментарии насчет ее благовоний, а она всегда их игнорировала. – Ну, как мой свами?

– Скорее Будда. Так растолстела в больнице, теперь никак не похудею.

– Ты не толстая.

– Они мне там давали столько хлеба и картошки… На меня теперь ни одна моя вещь не налезает.

Кэтрин действительно набрала один‑два килограмма, пока лежала в психиатрической лечебнице Онтарио, с ней всегда это происходило, – но в целом, по мнению Кардинала, его жена выглядела великолепно. Может быть, бедра стали чуть тяжелее, живот чуть округлился, но для женщины, у которой двадцатишестилетняя дочь, она выглядела просто потрясающе.

Расплетая ноги, Кэтрин протяжно вздохнула. Кардинал всегда рад был видеть, как она занимается йогой, даже по ночам: когда жена следила за собой, она редко заболевала.

– Твой папа звонил. Ему завтра утром назначили прием у кардиолога. Я его отвезу.

– Отлично. Похоже, его новый врач знает, как взяться за дело.

– Ты какой‑то расстроенный, – сказала Кэтрин. – Что‑то случилось?

– Неприятности на работе, вот и все. Ничего серьезного.

– Хочешь мне рассказать?

– Да нет.

Он редко ей что‑нибудь рассказывал. Да и никто из сотрудников управления не открывал своим женам подробностей своей служебной деятельности.