Понимаешь, я всего лишь хотел забрать свои вещи. Но знаешь, что она сделала?
Я знала, но сделала вид, что нет – покачала головой.
– Она пошла в суд, и на меня наложили этот треклятый запретительный приказ! Можешь в это поверить? А я всего лишь хотел забрать вещи. Я ж говорю – чокнутая. – Он откинулся на спину кресла.
Многое в его рассказе вызывает у меня сомнения. Когда я возмущалась, Даррен тоже называл меня чокнутой. Хотя сам он чуть что выходил из себя. Дескать, имеет право на эмоции по любому поводу, а я злюсь непонятно почему, истерю на пустом месте.
Но я понимаю, почему это так злит Хадсона. Будь я на его месте, я бы так же злилась.
И я рада, что он наконец-то рассказал о запретительном приказе. Может, он это от меня и не скрывал. Может, ждал подходящего момента. В последнее время он начал выходить из своей скорлупы, стал более разговорчивым.
– С чего ты решил, что она ходила в суд? Звучит странно, особенно если учесть, что из вас двоих агрессивно себя вела она.
– В этом она вся. Любит разыгрывать драмы. Строить из себя жертву. Когда мы только познакомились, она рассказывала, что бывший ей изменял. – Он покачал головой, презрительно скривил рот. – Но это была неправда. Он не изменял ей.
– Что? – Про измену она говорила и мне. Так это была неправда?
И если солгала об этом, про что солгала еще?
– Ну да, – он пожал плечами и одновременно поднял брови. – Думаю, ей просто внимания не хватает. Конечно, тогда мне было ее жаль, хотелось как-то защитить. Ты же знаешь, какие жуткие встречаются парни. И вот она снова оказалась бедной несчастной девочкой. Почему-то, когда она выгнала меня из дома, этот сосед стал все время околачиваться рядом. Уверен, она впилась в него когтями так же, как в свое время в меня. Он наверняка и сейчас охраняет ее, строит из себя верного сторожевого пса.
Повисла тишина. Хочется сказать что-нибудь ободряющее, но что – понятия не имею. Тогда я решаю сказать:
– Мне так жаль.
В ответ он лишь вскинул плечами.
Я совсем не знаю Наталию. Во время нашей единственной встречи она мне не понравилась. Но слова Хадсона о том, что она пошла в суд за запретительным приказом ради внимания других парней, звучат неубедительно. И вообще, я заметила: когда дети были маленькие, они говорили совершенно противоположные вещи. Правда была где-то посередине.
В ногах потянулся Боуи. Все так же сжимаю край пледа.
– Ты и вправду пойдешь на это собрание? – нарушив молчание, спросил Хадсон.
– Не знаю, – нахмурившись, ответила я, – мне кажется, стоит. У меня же есть полное право знать, что творится в нашем районе.
– Все-таки странно, почему они тебя не пригласили, – после небольшой паузы сказал Хадсон. Повернувшись, он уставился в окно, насупился. – Когда я вышел на улицу, Джон совсем не удивился. Его даже не напугала моя бита. Будто ждал меня.
– Думаю, он понимал: если бы мы застукали его за слежкой, то он не отделался бы так легко.
– Конечно, – ответил Хадсон. – Но почему именно наш двор? Если он увидел что-то у Биллов, то зачем пришел к нам?
Волосы у меня на затылке стали дыбом.
– Хороший вопрос. Может, с нашего двора лучше видно?
– Или, может, это полиция дала указ следить за нами.
Теперь я знаю, как ответить на вопрос, который мне минуту назад задал Хадсон.
– Завтра вечером все узнаю.
– Так что, ты пойдешь?
– Да. Вряд ли у меня есть выбор.
– Мне пойти с тобой?
Немного подумав, качаю головой. Уверена, Лесли наговорила про меня всякое. |