Говорю о Елене Юргенс. Теперь ты
понимаешь?
- Теперь я окончательно ничего не понимаю, - сказал он с раздражением.
- У меня сейчас прием больных...
- Могу я прийти к тебе во время приема, Рудольф? Ты очень занят?
- Простите, пожалуйста. Я вас не знаю, а вы...
- Громовая Рука, это ты, старина?
Наконец-то я догадался употребить одно из тех имен, которыми мы
называли друг друга в детстве, играя в индейцев. Это были фантастические
прозвища из романов Карла Мая [Карл Май (1842-1912) - плодовитый немецкий
писатель, автор многочисленных романов о североамериканских индейцах]. Мы
с наслаждением поглощали их, когда были подростками.
Секунду трубка молчала. Потом Мартенс тихо сказал:
- Что?
- Говорит Виннету, - отозвался я. - Неужели ты забыл старые имена? Ведь
это из любимых книг фюрера.
- Да, да, - согласился Мартенс.
Всем было известно, что человек, развязавший вторую мировую войну,
хранил у себя в спальне тридцать или больше томов приключенческих романов
об индейцах, ковбоях, охотниках. Эти вещи навсегда остались для него
излюбленным чтивом.
- Виннету? - недоверчиво повторил Мартенс.
- Да. Мне нужно тебя видеть.
- Я не понимаю. Где вы?
- Здесь. В Оснабрюке. Где мы можем встретиться?
- У меня сейчас прием больных, - машинально повторил Мартенс.
- Я болен. Я могу прийти во время приема?
- И все же я ничего не понимаю, - повторил Мартенс. На этот раз в его
голосе я почувствовал решимость. - Если вы больны, приходите, пожалуйста,
на прием. К чему этот спешный вызов по телефону?
- Когда?
- Лучше всего в половине восьмого. В половине восьмого, - повторил он.
- Не раньше...
- Хорошо. В половине восьмого.
Я положил трубку. Я снова был весь мокрый от пота.
Медленно я пошел к выходу. На небе висел бледный месяц. Он то
выглядывал, то скрывался за рваными облаками. Через неделю будет
новолуние. Удобно для перехода границы.
Я взглянул на часы. Оставалось еще сорок пять минут, С вокзала надо
было уходить. Всякий, кто долго околачивается здесь, неминуемо вызывал
подозрение.
Я отправился вниз по самой темной и пустынной улице, которая вела к
старому крепостному валу. Часть его в свое время срыли, там посадили
деревья. Другая же часть, та, что шла по берегу реки, осталась, как и
раньше.
Я пошел вдоль вала, пересек небольшую площадь, миновал церковь Сердца
Иисусова и взобрался чуть повыше. За рекой виднелись крыши домов и башни
города. Купол кафедрального собора в стиле барокко слабо светился в
тревожном мерцании заката. Мне был знаком этот вид, размноженный на
тысячах почтовых открыток. Мне был знаком и запах воды, и аромат липовой
аллеи, что шла рядом.
На скамейках между деревьями сидели парочки. Отсюда все так же
открывался прелестный вид на реку и город. |