Но ведьма все не умирала и умирать не хотела, она боролась за свою жизнь со змеиным упорством. И ноша неутоленной печали гнула Авдея к земле.

Начали бой быстро, по хлопку одного из стрельцов. Колупаев уверенно наступал. Флор едва успевал уворачиваться от его кулаков и лишь один раз ему удалось перейти в атаку. Колупаев немедленно воспользовался первым же промахом Флора и изо всех сил ударил его в переносицу. Хлынула кровь. Флор покачнулся, едва не упав, и второй удар настиг его в челюсть. Послышался хруст, такой громкий, что у Вадима заломило зубы. Казалось, человек не выживет после такого. Флор упал на землю, выплевывая изо рта кровь. Колупаев несколько раз ударил его ногой.

— Против правил! — закричали моряки.

Стрельцы поддержали их.

Колупаев презрительно улыбнулся и отошел в сторону, позволяя Флору подняться. Едва тот оказался на ногах, следующий удар дьяка сокрушил его снова.

— Не понимаю, — сказал один из матросов со «Святой Анны», — Олсуфьич хорошо бьется на кулаках. Что-то он дает себя поколотить? Точно кутенка бьют его, а он даже не закрывается… Не понимаю!

— Зато я, кажется, понимаю, — проговорил сквозь зубы отец Онуфрий, — и сейчас кое-что проверю!

Он резко взмахнул рукой со сжатым кулаком. Вадим поначалу ничего не понял. Из кулака отца Онуфрия вырвалась длинная красная лента. Она взвилась в воздух, сияя рубиново в солнечных лучах, и оплела руку дьяка Колупаева.

Затем лента рассыпалась на тысячи маленьких обрывков. Они начали падать в пыль, взбитую ногами бойцом, и отпечатываться в ней круглыми красными монетками.

— Что это? — спросил Вадим.

— Святая кровь! — ответил отец Онуфрий, разжимая пальцы и показывая на ладони маленький фиал, в котором еще оставалось немного красных капель. — Я тебе не сказывал, у нас ведь икона в доме кровоточит…

— Час от часу не легче, — проворчал Вадим, пытаясь скрыть смущение: в такие вещи, как кровоточащие, плачущие, мироточащие иконы он не верил и всегда стеснялся чужих суеверий. — А зачем ты, отец, в Колупаева брызгаешься? Ну, кровью?

— Посмотрим… — загадочно сказал инок.

Флор корчился на земле, пытаясь подняться. Его лицо было красным, левая рука странно изогнулась — похоже, он ее вывихнул. Но Флор, рыча сквозь стиснутые зубы, упрямо поднялся на колени, а затем и встал на ноги.

С Колупаевым же происходило нечто странное. Вместо того, чтобы вновь замахнуться и пойти в атаку, он вертелся на месте и завывал, прижимая к груди правую руку, как больного младенца.

— Что с ним? — прошептал Вадим.

Авдей весь напрягся, отошел от стены, уставился на Колупаева неверящими глазами. Дьяк кричал все громче, все страшнее. Рука его дымилась.

Теперь это видели все. Дымок, поначалу белый, постепенно темнел, становился серым, а затем и коричневым. Воздух наполнился зловонием.

— Держите его! — крикнул отец Авраамий стрельцам. — Держите за руки!

На Колупаева набросились, схватили его за плечи. Он бил ногами по земле, поднимая тучи пыли, и, запрокинув искаженное лицо к небу, кричал нечеловеческим голосом.

Левая рука Колупаева тряслась, а правая почернела и обуглилась. Из середины ладони вдруг начала подниматься змеиная голова.

Стрелец, державший Колупаева за правую руку, заорал от ужаса и ослабил хватку. Змея наполовину уже выбралась из руки.

— Руби, руби ее! — кричали вокруг.

— Нет! — громовым голосом приказал отец Онуфрий. — Подожди, пока выйдет вся! Тогда бей!

Двое стрельцов с топорами наготове встали рядом. Змея шипела, глядя на них с ненавистью, и извивалась над обугленной рукой Колупаева.