Двое стрельцов с топорами наготове встали рядом. Змея шипела, глядя на них с ненавистью, и извивалась над обугленной рукой Колупаева.

Отец Авраамий прикрыл глаза — он молился. Дым из коричневого стал желтым, а затем вдруг рассеялся. Змея выпала на землю и стремительно поползла прочь. Два топора опустились на нее одновременно и перерубили ее на три части. Все три продолжали извиваться, а затем замерли.

— Сдохла! — крикнул один из стрельцов в восторге. — Вот так номер!

Колупаева выпустили. Он тяжело дышал, весь покрытый испариной. На его правую руку страшно было смотреть. В середине ладони зияла дыра, сквозь которую можно было увидеть землю. До середины предплечья плоть обгорела и висела клочьями. Отвратительно воняло паленым и серой. «Запах ада», — подумал Вадим.

В этот миг Авдей подскочил к Колупаеву и заглянул ему в глаза.

— Ты! — крикнул он бешено, занося руку с ножом.

— Держите его! — крикнул отец Онуфрий.

Флор толкнул Авдея плечом, а Вадим подскочил и схватил его за запястье. Нож выпал на землю.

— Пусть скажет! — кричал, не сопротивляясь, слуга. — Пусть все откроет как есть!

Колупаев, белый, заваливался на спину. Стрельцы едва успели подхватить его.

— Руку отрежьте, — бормотал Колупаев в полубреду. — Скорее… Жжет…

— Отсечем, тоже жечь будет, — успокаивающе говорили стрельцы.

— Пусть говорит! — надсаживался Авдей. — Он в сговоре с ведьмой! Пусть говорит!

— Я… Будь она проклята, Пожега! — вымолвил Колупаев.

— Что? — Флор даже подскочил, забыв о собственных ранах. — О чем ты говоришь?

Колупаев обратил на своего противника помутневшие глаза, кривая улыбка исказила его черные губы.

— Пожега… Я знал ее. Прости, Флор… Если суждено мне умереть, хочу, чтобы не было на мне большой грязи… Слушайте! — Он чуть приподнялся и заговорил громче, напрягая последние силы. — Несколько лет назад мне нанесли большую обиду. Я вызвал обидчика на бой и проиграл ему, а все кругом смеялись… До сих пор у меня сердце болит, когда я вспоминаю об этом. Тогда я пошел в кабак и напился…

* * *

Захлебываясь от горя, от оскорбленного самолюбия, от боли, а пуще всего — от насмешек окружающих, пошел Назар Колупаев в кабак и там напился. А после — сам не помнит, как — оказался он в объятиях смешливой красавицы. Да и не красавица она была, просто податливая и веселая. Лежали на сеновале, говорили о том, о сем. Баба оказалась вдовой и погуливала.

На ее круглом полном плече выплакал Назар свое мужское горе — глупое, с бабьей точки зрения. Но эта вдова оказалась не такой, как остальные. Не стала она гладить Назара по голове и говорить ему утешительные глупости, а предложила помощь. Есть в лесу старуха по имени Пожега, она людям помогает в тех делах, где другие люди и сам Господь Бог помочь не в силах. Нужно только прийти к ней с открытым сердцем и все обсказать как есть, а в обмен на помощь отдать либо деньги, либо какие-нибудь услуги.

— Что ты можешь? — спросила Назара вдова.

— Могу пособить в каком-нибудь деле, потому что я приказной дьяк, — ответил Назар Колупаев.

— С тебя Пожега денег не возьмет, — решительно сказала вдова. — Уж я ее знаю! Мне она помогла мужа извести, но я за это заплатила половиной своего приданого.

— Мужа извести? — Назар чуть отодвинулся от веселой бабы.

— Пьян был каждый день, а бил меня и того чаще — посмотри! — Она задрала юбку, показывая шрамы.