Только два человека по-прежнему оставались вне досягаемости ее магической силы — близнецы. Время шло. Пожега становилась старше, умнее. Число ее сторонниц то росло, то уменьшалось, но всегда находились женщины, которым требовалась помощь колдовки: извести нежеланное дитя, избавиться от соперницы или мужа, приворожить любимого, испортить жизнь человеку, который чем-то оскорбил или вызвал зависть…

С каждым годом Пожега подбиралась все ближе к Новгороду. Она не спешила. Ни одна жертва никогда еще не уходила от нее. Опара Кубарь был первым и последним. Она отомстит разбойнику, отыгравшись на его сыновьях.

Случай представился спустя почти пятнадцать лет. И Пожега не упустила его. А заодно расправилась и с Андреем Палицким. Напрасно сокрушался Авдей, думая, что его барин послужил лишь орудием чьей-то мести. Палицкий был достаточно силен и добр, чтобы Пожега успела его возненавидеть.

В руки ведьмы угодил один из братьев. Избитый, потерявший сознание, висит, привязанный к столбу. Огонь скоро начнет лизать его ноги, и смерть разбудит его на краткий миг, чтобы снова погрузить в небытие, на сей раз уже вечное! А второй брат, как по заказу, сам явился ей в руки.

Заклинания одно за другим срывались с уст Пожеги, но не достигали цели. Хмурый, бледный, Флор надвигался на нее с мечом в руке. Козлиная шкура лежала на его плечах, лицо было открыто — чтобы лучше видеть, да и показать Пожеге, что он ее не боится. Маскировка сыграла роль лишь в первые секунды боя, чтобы нападение оказалось внезапным: ведьмы сочли бойцов за своих и не сразу схватились за копья и ножи.

С другой стороны от себя Пожега увидела образину в одежде из лохматой соломы. Это был Авдей. Одна из ведьм все-таки ранила его, по его боку стекала кровь, пачкая солому, но Авдей не обращал на это внимания. А между тем его жгло все сильнее, как будто порез обсыпали перцем.

Вадим подбежал к ведьме совсем близко. Она дохнула на него зловонным горячим дыханием, от которого заслезились глаза. Вадим попытался ударить ее мечом, но меч наткнулся на какую-то невидимую преграду. С другой стороны так же бился о стену жара Флор. Пожега обнажила зубы и засмеялась.

Медленно ее руки опустились к вороту платья, дернули завязки. В неверном свете костра показались взору высохшие бесплодные груди, серые и мятые. Вадим почувствовал, как тошнота подступает к горлу. «Баба-яга, — подумал он. — Нет ничего отвратительнее…»

Пожега хохотала, громко, со взвизгом.

Авдей больше не стоял на ногах. Схватившись на раненый бок, он сел на землю, в бессильной злобе уставился на хохочущую ведьму. Из его прокушенной губы текла кровь.

И вдруг все словно взорвалось.

Вадим еще раз наудачу стукнул мечом. Преграда прорвалась, как бычий пузырь, которым здесь затягивают окна в бедных домах.

Пожега заорала, приседая. Меч вошел в ее руку, рассекая мышцы и кость. Вадим резко дернул мечом. Кость хрустнула.

Испугавшись страшного звука, Вадим выронил оружие.

Пожега упала на колени перед костром. Она корчилась и выла, на ее губах проступала черная пена.

— В огонь ведьму! — закричал Вадим. — В огонь ее!

Действуя саблей, как дрыном, Флор подтолкнул Пожегу в живот. Она снова закричала, еще резче и тоньше. Пламя бушевало, как будто радовалось новой добыче. Еще один толчок — и раненая ведьма оказалась в самой середине костра.

— Скорей, вали столбы! — кричал Флор, подбегая к одному из столбов, на которых висели пленники.

Вадим подскочил ко второму. Откуда-то показались и стрельцы.