Мать родила ее в сыром лесу и тотчас умерла, так что ни матери, ни отца Офимия не знала. По счастью, ее подобрали возле теплого еще тела роженицы странники — люди перехожие — и вырастили, как могли.
Офимия была странным ребенком. Сызмальства только одно и любила — рассматривать облака, как они меняют форму и цвет, проплывая над головой. Пристроить такую девушку в услужение или отдать ее замуж оказалось почти невозможным. Да и не задерживалась Офимия подолгу на одном месте. Приемных родителей покинула спустя десять лет после своего рождения. Они, правду сказать, были рады расстаться с этим ребенком. Офимия не любила ни людей, ни Божьи храмы. Иной раз так глянет, что душа поневоле уйдет в пятки. Даже та, что выкормила ее своей грудью, побаивалась Офимии, а молочная ее сестра — та и вовсе ненавидела.
Эти странники жили в дороге годами. На зиму останавливались при каком-нибудь из знакомых монастырей и там работали, а при наступлении тепла вновь собирались в путь-дорогу. Не было у них ни кола ни двора, только рабочие руки. Таскать с собой девчонку-обузу им не хотелось.
В свой первый самостоятельный год Офимия бродила в одиночку и зазимовала, как научили ее воспитатели, при монастыре. Однако в монастырских стенах она жить отказалась, попросилась в избушку, что лепилась с другой стороны стен. К службам не ходила и от послушаний отлынивала.
Ссылалась на болезни. Весной ее выпроводили, чему она и сама была рада.
С тех пор ни разу Офимия и близко не подходила к монастырям, а зимовала при тавернах и кабаках. В двенадцать лет она впервые отдалась мужчине и с тех пор извлекала из глупой мужской жажды немалую для себя выгоду. Она была красивой молодой девушкой, и многие охотно искали утешения в объятиях податливой шинкарки. Несколько лет она была постоянной любовницей шинкаря — даже поговаривали о том, что он оставит ей свое заведение, когда умрет.
Да только вот умер шинкарь слишком быстро и при довольно подозрительных обстоятельствах, так что пришлось Офимии бежать из тех краев и никогда больше там не показываться.
Ей было семнадцать лет, когда она повстречала в своих скитаниях разбойника Опару Кубаря. Кубарь глянулся ей. Показался печальным, задумчивым, сильным. Подчинить себе такого человека — все равно что завладеть кладом. И стала Офимия подыскивать тропки к душе разбойника, но ей постоянно мешали.
Сам Кубарь мало обращал внимания на девушку, хоть она и была тогда очень привлекательной. Все не мог забыть Анастасию. Вызнав это, начала Офимия долгую работу. Ей требовалось извести не человека, но самую память о нем, — а это занятие не из легких.
Долго, кропотливо собирала травы, тайком срезала у Кубаря прядь волос, добыла и мочу черного кота, и землю с порога дома Анастасии. Только колдовство не удалось. Какая-то другая сила, более могущественная, уничтожила все чары. Кубарь выпил воду, в которую Офимия вылила свой настой… и ничего не произошло. Душа разбойника оказалась сильнее.
Офимия поняла, что страстно желает завладеть ею. Ее красота оставляла Кубаря равнодушным. Она пыталась удивить его отвагой, ходила рядом с ним в набеги — но и это пропало втуне.
Кубарь спокойно относился к тому, что колдовка живет поблизости от его лесной избушки. Она была такой же отверженной, как он сам, она, как и он, принадлежала силам зла. Только Кубарь уже начал отходить от грехов и заблуждений молодости, страсти отставали от его сердца, жаждущего лишь успокоения; а Офимия находилась в самом начале черного пути и страсти грызли ее день и ночь.
Не о любви мечтала она — о власти над мужчиной, который не желал ей покоряться.
Целыми днями бродила Офимия по лесу, собирала травы и грибы, сушила их, бормотала заклинания, пробуя то одно, то другое.
У нее были враги. И хоть были эти враги малы, лет по пяти обоим, но и они обладали могуществом. Своих сыновей Опара Кубарь любил пуще жизни, и жертвенная отцовская любовь делала мальчишек неуязвимыми для заклятий Офимии. |