— Берегись! — крикнул кто-то у него над ухом.

Вадим отреагировал быстро — не на слова, на голос: голос был знакомый, этому голосу он привык доверять.

Он отскочил в сторону. Длинная заостренная палка пролетела мимо, чуть задев по руке. Вадим поднял ливонский меч — нашли для него такой, чтоб был по руке, — и наотмашь рубанул противника. Он даже не видел, кто это был. Просто черная тень с раскинутыми руками, и в правой сверкает горящий белым пламенем зуб — длинный острый нож.

Тень взвыла и развалилась надвое. Под ногами стало сыро. Вадим едва не поскользнулся, когда пробежал чуть вперед.

Почти все звуки заглушались торжествующим ревом костра. Какая-то женщина, обнаженная, с распущенными волосами бежала впереди Вадима. Она была похожа на нимфу, легконогая, с крутыми бедрами. Пламя заливало ее багряным светом, тени играли на ее молодом упругом теле. Вадим невольно придержал руку. Он просто не мог отмахнуть мечом по этой стройной шее.

Забылось все: и собственные его рассуждения о равенстве женщин и мужчин, об опасности ведьм и их красоты.

Даже предупреждение картинки «женщина-ниндзя ошеломляет противника» перестало казаться смехотворным.

Ведьма повернулась. У нее оказалось некрасивое лицо, похожее на подушку, маленькие, утонувшие в щеках глаза, узкий рот, растянутый в лицемерной улыбке.

Вадим вспомнил совет Флора — молиться. Точнее, это была провокация, вызов: сумей сказать хотя бы два слова… Стоп. Какие же это были два слова?

Вадим поднял меч, грозя ведьме. Она что-то говорила ему елейным голосом, а сама терла пальцами какой-то порошок. Еще немного — и бросит ему в глаза… Краем сознания он понимал это, но мысли лихорадочно искали те самые два слова, которые он должен был сказать. Наконец одно из них пришло на ум: «помилуй». Кто? Кто должен его помиловать?

— Кто? — крикнул Вадим в ярости. Ведьма чуть попятилась, однако улыбка с ее лица не сходила, и пальцы все так же играли с невидимым порошком.

— Кто должен меня помиловать? — вслух кричал Вадим. Он весь трясся от отчаяния. Он не мог вспомнить. Его должен помиловать… Бог. Но как имя Бога? Почему он не может сейчас вспомнить, как зовут Бога? В голове лезли — Пан, Аполлон, Сиринга, Дафнис и Хлоя… Не то, не то, не то…

И из последних сил Вадим завопил:

— Помилуй! Помилуй!

И опустил меч на голову ведьмы.

Взметнулись пронизанные золотом волосы, мелькнула в воздухе почти у самого лица Вадима лицемерная тонкая улыбка, а потом все исчезло в темноте под ногами.

Роскошное тело куда-то провалилось, Вадим не видел его, ослепленный светом костра.

И тогда наконец вспомнилось имя: «Иисус». Вадим испытал такое облегчение, словно с плеч его сняли тяжеленный рюкзак с палаткой и всем железом: кольчугой, мечом, щитом и так далее… Нет, даже более сильное. Такое, что еще шаг — и взлетишь. Как будто гравитация сделалась меньше.

Он огляделся по сторонам. Свет то и дело выхватывал странные пляшущие тени, которые затем проваливались в черноту ночи, как в небытие. Внезапно на Вадима наскочил Флор — забрызганный кровью, оскаленный, страшный.

— Ты видел их? — крикнул он.

Вадим поначалу не понял, о чем речь.

— Они же повсюду… — ответил он, имея в виду ведьм.

Флор досадливо отмахнулся.

— Не бесноватых! Наших…

— Нет пока…

Они побежали по лагерю, огибая костры и убитых обнаженных женщин.

Затем вдруг наскочили на одного из стрельцов — тот бился с мужчиной, из тех, что служили Пожеге. Стрелец явно одолевал, но прислужник колдовки был довольно силен и ловок.