После смерти Сафа-Гирея верх взяли «крымцы». На престол возвели двухлетнего мальчика, сына любимой Сафа-Гиреем жены по имени Сююнбеки, и послали в Крым с просьбой, чтобы тамошний хан прислал им своего сына — для защиты от Москвы.

Царь Иоанн одновременно с тем получил из Казани дерзкое письмо, где от него требовали заключить мир и больше не ходить под стены этого города. Царь Иоанн тотчас воспользовался мятежным безначалием Казани.

Он и не помышлял признавать мир с двухлетним младенцем, которому предстояло сделаться вассалом Крыма. Ну уж нет! России нужна была Казань.

И полки собрались. В Суздале — большой, в Шуе — передовой, в Юрьеве — сторожевой, в Костроме — правый, в Ярославле — левый. В конце ноября государь Иоанн выехал из Москвы во Владимир, где получил благословение митрополита. Провожая на войну царскую армию, владыка убеждал воевод служить отечеству великодушно, в духе любви и братства, забыть гордость и местничество, ибо это дурно и в мирное время, но на войне — преступно…

С царем Иваном были его младший брат Юрий и множество казанских вельмож, которые принадлежали к «промосковской партии» и вынуждены были бежать из Казани в последние времена. Зима стояла суровая. Люди умирали по пути, замерзая. В Нижнем Новгороде все полки соединились и в феврале уже стояли под самой Казанью. Изготовили «туры» — осадные башни и приступили к городу.

Это событие стало единственным в своем роде. Конечно, русские и прежде подходили к стенам главного татарского города на Волге, однако никогда прежде армию не возглавлял сам государь. Иоанн производил сильнейшее впечатление на своих людей. Он был молод, хорош собой, отважен. Размахивая саблей, он громким голосом призывал воинов завоевать для России этот важный город.

Казалось, судьба благосклонна к русским: властитель Казани — младенец, вельможи — либо погрязли в заговорах, либо перешли на сторону русских. Деревянная крепость содрогалась под стенобитными орудиями. Битва была ужасной, погибло множество народу, в том числе и тот самый сын крымского хана, который прибыл, дабы защищать Казань от русских.

На следующий день, однако, город взять не удалось. Внезапно ударила оттепель, пошли сильные дожди. Вследствие этого порох отсырел, и пушки не стреляли, а лед на реках взломало. Должно быть, сам дракон Зилант решил уберечь свою вотчину и дохнул огнем, чтобы русские не могли перейти, двигаясь к Казани, Волгу и Казанку. В раскисших дорогах увязали сапоги, лошадиные копыта, колеса телег. «Авось дороги нам исправят…» — меланхолически записал Пушкин несколько веков спустя. До сих пор ведь не исправили…

Подвоз продовольствия для войска, осаждающего Казань, сделался невозможным. Царь Иоанн понял, что его армии грозит самый настоящий голод. Необходимость погнала русских назад. Вперед отправили большой полк. Иоанн остался в арьергарде с легкой конницей, желая спасти пушки. Отступающим приходилось постоянно отбиваться от неприятеля, который следовал за врагами по пятам.

В одном из арьергардных боев и был ранен Андрей Палицкий: стрела пробила ему левую руку. Рана оказалась нехорошей и воспалилась. Он еле помнил, как добрался до лагеря — сил держаться в седле уже не было. А тем временем войско остановилось. В устье реки Свияги царь увидел высокую тру, которую бесхитростно называли здесь Круглой.

Взяв с собой казанских князей и своих бояр, царь Иван поднялся на ее вершину и замер, изумленный: вокруг расстилался удивительный вид. Во все стороны простиралась необъятная земля, величавая и прекрасная; казалось, взмахни только руками — и полетишь в любую сторону, куда только позовет тебя сердце: в Казань, в Вятку, в Нижний, в пустынные земли, что лежат дальше на Волге…

Пораженный красотой этого места, царь Иван проговорил:

— Здесь будет город христианский! Бог отдаст нам в руки и Казань.