Хорошо в черемуховой вьюге

         Думать так, что эта жизнь – стезя.

         Пусть обманут легкие подруги,

         Пусть изменят легкие друзья.

         Пусть меня ласкают нежным словом,

         Пусть острее бритвы злой язык, —

         Я живу давно на всё готовым,

         Ко всему безжалостно привык.

         Холодят мне душу эти выси,

         Нет тепла от звездного огня.

         Те, кого любил я, отреклися,

         Кем я жил – забыли про меня.

         Но и все ж, теснимый и гонимый,

         Я, смотря с улыбкой на зарю,

         На земле, мне близкой и любимой,

         Эту жизнь за все благодарю.

[1925]

* * *

         Сыпь, тальянка, звонко, сыпь, тальянка, смело!

         Вспомнить, что ли, юность, ту, что пролетела?

         Не шуми, осина, не пыли, дорога.

         Пусть несется песня к милой до порога.

         Пусть она услышит, пусть она поплачет.

         Ей чужая юность ничего не значит.

         Ну, а если значит – проживет не мучась.

         Где ты, моя радость? Где ты, моя участь?

         Лейся, песня, пуще, лейся, песня, звяньше.

         Все равно не будет то, что было раньше.

         За былую силу, гордость и осанку

         Только и осталась песня под тальянку.

[1925]

* * *

Сестре Шуре

         Я красивых таких не видел,

         Только, знаешь, в душе затаю

         Не в плохой, а в хорошей обиде —

         Повторяешь ты юность мою.

         Ты – мое васильковое слово,

         Я навеки люблю тебя.

         Как живет теперь наша корова,

         Грусть соломенную теребя?

         Запоешь ты, а мне любимо,

         Исцеляй меня детским сном.

         Отгорела ли наша рябина,

         Осыпаясь под белым окном?

         Что поет теперь мать за куделью?

         Я навеки покинул село,

         Только знаю – багряной метелью

         Нам листвы на крыльцо намело.