Еще бы! Как не помнить!

   Маргарет общалась с дочерью, когда ей самой этого хотелось и на своих условиях. Одетая в вечернее платье, уместное, скажем, для оперы, она приходила в кафе неподалеку от собора святого Марка и, поглядывая из окна на туристов, пила шоколад, дожидаясь Одри. Шейла приводила девочку, здоровалась с Маргарет и тут же уходила.

   Одри служила эффектной мамочке всего лишь милым украшением, не имеющим ни малейшей возможности открыть ей свою душу.

   Шейла убеждала себя, что не вправе быть судьей семейству Рассел, но была слишком близка к ним, чтобы оставаться беспристрастной.

   – Помнишь? – повторил Генри.

   Шейла кивнула.

   – И каково твое мнение?

   Как бы подипломатичнее дать ему понять, что Маргарет – плохая мать?

   – Мне кажется, она была... она мне показалась какой-то рассеянной, что ли.

   – И это все?

   – Генри, что ты хочешь от меня услышать?

   – Я хочу, чтобы ты постаралась быть со мной откровенной! – Он посмотрел на нее в упор. – Что случилось с твоей прямотой? Бывало, ты, как из пулемета, выдавала свое мнение, не считаясь с тем, нравится оно мне или нет.

   Шейла поставила стакан на столик.

   – Ты несправедлив ко мне, Генри! Раньше мое мнение интересовало тебя только в отношении какого-нибудь рекламного плаката, а сейчас спрашиваешь, что я думаю о твоей жене. По-моему, это разные вещи.

   – Неужели легче юлить, чем дать хотя бы односложный ответ?

   – Не вижу никаких сложностей, но прежде чем ответить, хотелось бы кое-что уяснить для себя, раз уж ты настаиваешь. Кстати, я не могу понять, почему Маргарет так мало времени уделяла Одри.

   Генри сжал губы. Помолчал, потом резко сказал:

   – А она не из породы наседок, представь себе.

   – Это заметно! Тогда ответь на вопрос, почему ты на ней женился. Был влюблен? Ах, ну да, Маргарет забеременела, и ты как человек порядочный... Впрочем, насколько я тебязнаю, ты никогда не связал бы себя с ней узами брака, не испытывай ты к ней глубокие чувства!

   Генри издал какой-то странный гортанный звук – то ли усмехнулся, то ли проглотил ком в горле. Во всяком случае, от этого звука у Шейлы мурашки побежали по коже. А когда Генри заговорил, оказалось, что спазм перехватил ему горло.

   – Что было, то прошло! – Он откашлялся. – Тем более это было давно. Не помню, что я тогда чувствовал. Тебе все рассказывать?

   – Хотелось бы! Неплохо хотя бы кое-что знать, чтобы суметь ответить Одри на те вопросы, которые она иногда задает.

   – Собственно, ради Одри я и завел этот разговор. Судьба Маргарет, как ты понимаешь, меня не слишком волнует. Когда мы с ней познакомились, оба были студентами. В свободное время захаживали в бар, где всегда играли музыканты. Маргарет знали все. Она бросалась в глаза, ее дизайнерские таланты никого не оставляли равнодушным. А подать себя она умела! И умеет... – Генри помолчал. – Сильный пол был от нее без ума.

   – Включая тебя? – Шейла не могла не улыбнуться.

   – Представь себе, нет! – бросил он. – Если хочешь знать, на мой вкус, она казалась слишком нахрапистой, что ли... Я не увивался вокруг нее – вот она и не устояла. Для нее это был своего рода вызов.

   – И тут ты попался, то есть ее внимание тебя зацепило, – произнесла Шейла совершенно равнодушным тоном.

   Генри покосился на нее.