|
Опять оба были во власти неодолимого сексуального влечения. – Ну и чей теперь черед проявить благоразумие? – спросила Макси, у которой вдруг пересохло во рту. – Наверное, мой, – ответил Робин. Он запустил руку ей в волосы, перебирая пальцами черные блестящие пряди, потом поднял к губам ее руку и поцеловал. – Помните, что я за этой дверью. Если вас что нибудь напугает – зовите, и я тут же приду. – Знаю. – Усилием воли подавив желание поцеловать его на ночь, Макси отступила от него и стала заплетать волосы в косу. – Доброй ночи. Когда Робин закрыл за собой дверь, она сбросила халат и залезла под одеяло. Постель была мягкой, чистое белье пахло свежестью, но сон не шел. И вовсе не потому, что ее опять стали одолевать мрачные мысли о будущем. Просто постель была чересчур широкой, чересчур холодной и чересчур пустой. Макси перекатилась на живот и сердито ударила кулаком по подушке, словно пыталась взбить ее поудобнее. Разумеется, здравый смысл рекомендовал воздерживаться от чрезмерного сближения, но здравый смысл ничуть не согревал ее ночью. Сам факт, что ей так не хватало Робина, подтверждал правильность ее линии поведения. К черту! К черту! К черту! Макси крутилась в постели целый час, но сон упорно не шел. Она села и задумалась. Может быть, если открыть соединяющую их комнаты дверь, ей станет легче? Она будет чувствовать себя ближе к Робину. Она слезла с высокой кровати и босиком прошла по полу, ежась в своей легкой ночной рубашке. На улице опять шел дождь, и в воздухе стояла пронизывающая сырость, напомнившая ей ноябрьскую погоду в Новой Англии. Она тихонько открыла дверь и прислушалась, надеясь успокоиться, услышав ровное дыхание Робина. Однако то, что она услышала, не добавило ей спокойствия. Робин дышал часто, со всхлипываниями – как в ту первую ночь, когда они спали на кучах папоротника орляка. Ему тогда приснился кошмарный сон, но с тех пор такое не повторялось. Потом Макси услышала скрип кровати – Робин перевернулся на другой бок и вдруг он заговорил на каком то языке с мученической интонацией. Макси нахмурилась и вошла в комнату. Это был какой то немецкий диалект. Хотя Макси плохо знала немецкий, она поняла слова das Blut и der Morel – «кровь» и «убийство». Вдруг Робин хрипло и очень громко – так, что она проснулась бы, если бы спала, – крикнул «Neint Nein!» и ударил воздух рукой, словно пытаясь отразить нападение. Перепуганная Макси вскарабкалась к нему на постель и тронула за плечо. Надо прервать страшный сон. При ее прикосновении Робин молниеносно откатился на край постели и, прежде чем Макси успела вскрикнуть, схватил ее за плечи и прижал к матрасу. Его голая грудь была покрыта каплями пота. Тяжело дыша, он навалился на нее всем телом, а руку положил поперек ее горла и надавил с такой силой, что Макси начала задыхаться. Она с ужасом чувствовала свою полную беспомощность – куда ей сопротивляться этому тренированному телу. Он ее в одну секунду задушит или сломает ей шею. Она лежала совершенно неподвижно, потом вдохнула, как могла, и громко сказала; – Робин, проснитесь! Это сон! Он еще крепче нажал на ее горло, но в следующую секунду ее слова дошли до его сознания, и он неуверенно проговорил: – Макси? – Да, Робин, это я, – выдавила она. Робин отпрянул от нее и лег на спину. В темноте его кожа призрачно белела. – Боже правый! – пробормотал он. – Простите меня. Я вам ничего не сломал? Макси с наслаждением сделала глубокий вдох. – Непоправимого увечья как будто нет. Она села, потянувшись к ночному столику, зажгла свечу и повернулась к Робину. К своему ужасу, она увидела, что матрас под ним ходит ходуном – так его трясло. Желая успокоить, она обняла его обеими руками. |
