|
Хотя вмешательство Макси ослабило силу удара, Робин рухнул на мостовую. Вне себя от ярости и страха за Робина, Макси вцепилась ногтями в лицо детины. Он поднял руки, чтобы защитить глаза, и тут она изо всех сил ударила его коленом в пах и одновременно пырнула «игрушкой» ему в шею. Детина издал какой то странный хрип, согнулся в три погибели и упал, как пустой мешок. Тут Симмонс, меньше всех пострадавший в схватке, поднялся на ноги и обхватил Макси медвежьей хваткой. Хотя она и успела его несколько раз хорошенько боднуть головой и укусить, высвободиться из его рук ей не удалось. – А ну перестань, чертовка! – Симмонс одной огромной лапой придерживал обе ее руки у нее за спиной, а другой вырвал из ее кулака «игрушку». – Конечно, ребятам не надо было вмешиваться, но если ты сейчас же не утихомиришься, клянусь, ты об этом пожалеешь! Макси поняла, что надо заключить стратегическое перемирие, и перестала сопротивляться. Она с ужасом посмотрела на Робина, который лежал на мостовой, и золотые волосы которого были в крови. Крепко держа Макси, Симмонс хмуро разглядывал двух своих приспешников, которые медленно поднимались на ноги. – Не бойцы, а девчонки, – презрительно сказал он. – Даже хуже – эта девчонка вам трем сто очков вперед даст. Со злобной гримасой один из них занес ногу, чтобы ударить лежавшего на земле Робина. – Только тронь его, – рявкнул Симмонс, – и я сам тебе руки переломаю. Отправляйтесь на платную конюшню и приведите сюда карету. Хмуро ворча, двое головорезов удалились. Третий все еще лежал на дороге без чувств. "Интересно, где же местные жители?» – сердито подумала Макси. Но они находились на паршивой задней улочке, где стояли в основном склады и почти не было жилых домов. Во всяком случае, никто не вышел на шум драки. – Пустите, – сказала она Симмонсу. – Надо посмотреть, что с Робином. Может быть, он тяжело ранен. – Ничего, выживет. Вот если бы ты не схватила Уилби за руку, тогда ему пришлось бы худо – Симмонс покачал головой. – Зря Уилби это сделал. Но где б наше время найдешь надежных людей? Макси не была склонна ему сочувствовать, но решила, что пока не стоит геройствовать, и с напускным смирением спросила: – Что вы собираетесь с нами делать? – Тебя я отвезу в Дарем. Если будешь бузить, свяжу, как рождественского гуся. А вот что делать с твоим приятелем, ума не приложу. – Симмонс нахмурился. – Можно, конечно, оставить его здесь, но вдруг он очухается и бросится вдогонку. По всему видно – упрямый парень. Лучше, наверное, сдать его в полицию: сказать, что он украл у меня лошадь. Он минуту подумал, потом довольно хохотнул. – Да, это будет в самый раз. К тому времени, когда он предстанет перед судьей, ты уже будешь в Дареме. А дальше пусть Коллингвуд решает, что с тобой делать. – Он потер щеку, на которой вздулась большая шишка. – С меня довольно, Разговаривая, он бессознательно ослабил хватку. Решив, что больше ждать нельзя, Макси рванулась. Ей удалось высвободиться, но Симмонс тут же схватил ее за руку. Последовала еще одна бурная схватка. Зная, что сопротивление бесполезно, девушка все равно продолжала вырываться. Ей удалось поцарапать и без того опухшую щеку Симмонса. – Я тебя предупреждал, паршивка! Симмонс подтащил Макси к низкой кирпичной стенке, которая шла вдоль улицы. Сев на нее, он швырнул Макси поперек коленей и принялся шлепать ее своей огромной лапищей. На секунду она была ошеломлена, не в силах поверить, что ее подвергают такому унизительному наказанию. Ирокезы никогда не били детей. Ее отец тоже предпочитал уговоры насилию. Так что Макси никогда в жизни никто не шлепал. Если раньше она сопротивлялась, как бешеная, но не ставила себе целью убить противника, сейчас в ней рухнули последние сдерживающие начала, внушенные английской цивилизацией. |
