– Да, – ответила она, когда Крис громко зарыдал.

Его спина – единственное, что могла видеть Гас из‑за обнимающего ее сына детектива, – содрогалась.

– Вы повздорили? – негромко спросила детектив, отпуская Криса.

Гас сразу отметила мгновение, когда Крис понял, на что намекает детектив. «Убирайтесь!» – хотелось закричать ей, готовой не на жизнь, а на смерть защищать сына, но она обнаружила, что не может произнести ни слова. Она, как и Джеймс ждала, что он начнет возражать.

На долю секунды ей показалось, что он не станет этого делать.

Крис энергично покачал головой, как будто намеревался буквально вытрясти зерно сомнения, которое заронила в его мысли детектив Маррон.

– Господи, конечно же, нет! Я люблю ее. Я люблю Эм. – Он подтянул колени к подбородку и зарылся в них лицом. – Мы планировали сделать это вместе, – прошептал он.

– Что сделать?

Хотя вопрос задала не Гас, Крис взглянул на мать. На его лице застыл страх.

– Убить себя, – негромко признался он. – Эм должна была сделать это первой, – объяснил он, продолжая обращаться к Гас. – Она… она выстрелила в себя. И прежде чем я успел последовать за ней, приехала полиция.

«Не думай ни о чем, – мысленно приказала себе Гас, – просто действуй». Она подбежала к кровати и обняла сына. Разум отказывался верить: Эмили и Крис? Совершить самоубийство? Да это просто невозможно! Но тогда оставалась лишь одна, еще более ужасающая альтернатива. Та, на которую намекала детектив Маррон. Непостижимо, что Эмили могла себя убить, но еще более нелепо поверить, что ее мог застрелить Крис.

Гас подняла голову и из‑за широкого плеча сына взглянула на детектива.

– Уходите, – велела она, – немедленно!

Анна‑Мари Маррон кивнула.

– Я зайду позже, – сказала она. – Мне очень жаль.

Сержант ушла, а Гас продолжала держать Криса в объятиях, задаваясь вопросом: она сожалеет о том, что уже произошло, или о том, что произойдет, когда она вернется?

Майкл уложил Мэлани в постель – женщина уснула под действием успокоительного, которое прописал ей сердобольный врач‑реаниматолог. Он опустился на противоположную сторону кровати и стал ждать, пока дыхание жены не станет ровным и она не забудется глубоким сном. Он не хотел оставлять ее одну, пока не удостоверится, что не лишится неожиданно еще и жены.

Потом спустился в комнату Эмили. Дверь была закрыта, а когда он ее открыл, на него нахлынули воспоминания, как будто запах его дочери был просто закупорен внутри. От такого неожиданного подарка закружилась голова. Майкл прислонился к косяку и вдохнул сладкий, пряный аромат дезодоранта Эмили, запах воска и этилена от недавно написанных маслом картин. Он протянул руку к полотенцу, свисающему с изножья кровати, – все еще влажное.

Она вернется, она должна вернуться, она так много не успела закончить…

В больнице он побеседовал с детективом, ведущим это дело. Майкл предполагал, что на его дочь напал незнакомец в маске, она стала жертвой хулиганов или в нее стреляли из проезжающего мимо автомобиля. Он уже представлял себе, как сомкнет руки на горле чужака, забравшего жизнь его дочери.

Он даже подумать не мог, что это сделала сама Эмили.

Но детектив Маррон побеседовала с Крисом. Она сказала, что хотя подобные происшествия – один выжил, один погиб – квалифицируются как убийства, Крис Харт говорил об уговоре вместе совершить самоубийство.

Майкл попытался вспомнить детали, разговоры, события. Последний раз он беседовал с Эмили за завтраком.

– Папа, – спросила она, – ты не видел мой рюкзак? Нигде не могу его найти.