– У меня еще один вопрос, – продолжала Барри. – В арт‑терапии вы даете задания детям или подросткам, верно?

– Да. Мы просим нарисовать дом, человека или какую‑то сцену.

– Большинство исследований, проводимых в рамках арт‑терапии, основаны на поставленных заданиях?

– Да.

– Почему вы должны давать задания?

– Отчасти арт‑терапия, – пояснила Сандра Вернон, – заключается в том, чтобы наблюдать за тем, как человек рисует. При установлении причин тревоги это столь же важно, как и конечный продукт.

– Не могли бы вы привести нам пример?

– Разумеется. Например, если девочка, которую попросили нарисовать семью, не решается нарисовать отца или намеренно избегает рисовать его ниже пояса, то это явно указывает на то что она подвергается сексуальному насилию.

– Мисс Вернон, вы видели, как Эмили Голд рисовала картину с черепом?

– Нет.

– Вы давали ей задание нарисовать автопортрет?

– Нет.

– Значит, тот факт, что вы впервые увидели эту картину здесь в суде, может изменить степень вашей уверенности относительно выводов по этой картине.

– Вынуждена признать вашу правоту.

– Существует вероятность того, что Эмили Голд не была склонна к самоубийству, когда рисовала эту картину, что она не подвергалась сексуальному насилию, а просто… возможно, как у мистера Магритта, у нее был… просто плохой день?

– Существует, – согласилась Сандра. – Но эта картина, держу пари, создавалась в течение нескольких месяцев. Слишком много плохих дней подряд, не находите?

Барри поджала губы от неожиданной словесной пощечины.

– Свидетель ваш.

– Я перефразирую, – заявил Джордан, вставая и направляясь к арт‑терапевту. – Вы сказали мисс Делани, что не можете с уверенностью заявить, что любой из этих тревожных знаков на картине Эмили доказывает, что совершалось сексуальное насилие или присутствовали мысли о самоубийстве. Что она могла пробовать себя в другом стиле, чтобы поступить в Сорбонну. Но, на ваш профессиональный взгляд, какова вероятность подобного?

– Ничтожно мала. В этой картине слишком много странного. Если бы всего одна‑две детали, – объяснила Сандра, – как, например, мягкие часы или яблоко посреди лица, я бы сказала, что она пробует себя в сюрреализме. Но существует способ по‑другому выразить свой творческий диапазон, не выплескивая на полотно горстями детали, от которых у арт‑терапевта волосы шевелятся на затылке.

Джордан кивнул, подошел к столу с доказательствами и осторожно, кончиками пальцев взял репродукцию Магритта.

– Сейчас мне кажется, что безусловно в этом судебном заседании доказано одно – моя полная несостоятельность в вопросах искусства. – Сандра Вернон ответила ему улыбкой. – Тут вы явно застали меня врасплох. Но поверю вам на слово… и на слово мисс Делани… что это Магритт.

– Да. Великий художник.

Джордан почесал затылок.

– Не знаю, не знаю. Я бы в своем доме это не повесил. – Он повернулся к присяжным, чтобы они рассмотрели повнимательнее. – Но даже я знаю, что Ван Гог отрезал себе ухо, а лица Пикассо несимметричны, а художники вообще часто очень ранимые люди. Вам известно, посещал ли мистер Магритт психолога?

– Нет.

– Может быть, он находился в невменяемом состоянии?

– Возможно.

– Может быть, он подвергался сексуальному насилию?

– Может быть, – согласилась Сандра.