|
Глубокой ночью я ненадолго проснулся и снова услышал за стенкой звуки пианино. Кто-то робко, неумело играл сонату Клементи -- когда-то, в другой жизни, и я вот так же ее разучивал. Рядом со мною, обессиленная, сладко спала Мария, блаженно посапывая во сне. Уставившись в мерцающий полумрак ночи, я думал о своей забытой юности. Потом снова услышал ровное, глубокое дыхание Марии. И опять мне показалось, что мы с ней на воздушном шаре в самом центре смерча, где, как говорят, нет ни ветерка. "Будь благословен, приют покоя среди вселенских бурь в этой ночи!" XVII --Джесси Штайн на днях будут оперировать, -- сказал мне Роберт Хирш. --Что-нибудь опасное? Что с ней? --Точно пока не известно. Опухоль. Боссе и Равич ее обследовали. Но ничего не говорят. Врачебная тайна. Вероятно, только операция покажет, какая у нее опухоль -- Доброкачественная или нет. --Рак? -- спросил я. --Ненавижу это слово, -- процедил Хирш. -- После слова "гестапо" самое мерзкое слово на свете. Я кивнул. --Джесси знает? Догадывается? --Ей сказали, что это совершенно безобидная, пустяковая операция. Но она же недоверчива и подозрительна, как лисица. --Кто будет оперировать? --Боссе и Равич вместе с американским врачом. Мы помолчали. --Совсем как в Париже, -- проронил я. -- Тогда Равич оперировал вместе с французским врачом. Тоже по-черному, нелегальным хирургом. --Равич говорит, здесь это уже не совсем так. Здесь он вроде как серый. Короче, его за операцию уже не посадят. --Ты получил тогда деньги для Боссе? После нашей карательной экспедиции? Хирш кивнул. --Да, все прошло гладко. Но Боссе не хотел брать! Я его чуть не убил, прежде чем сумел всучить ему его же деньги. Он считает, что мы добыли их вымогательством! Его кровные деньги! У некоторых эмигрантов понятия о чести, скажу я тебе, -- с ума сойти! -- Он усмехнулся. -- Сходи к Джесси, Людвиг. Я уже был и еще раз пойти не могу -- она сразу насторожится. Ей страшно. А утешитель из меня никудышный. Страх других меня только злит, я могу расчувствоваться и начинаю нервничать. Навести ее. У нее сегодня как раз немецкий день. Она считает, что когда больна, не обязательно ломать язык, говоря по-английски. Ей нужна помощь. Участие. --Сегодня же вечером пойду к ней, как только закончу у Реджинальда Блэка. Кстати, Роберт, как поживает Кармен? --Обворожительна и непостижима, как всякая истинная наивность. --Разве бывают женщины, которых можно назвать истинно наивными? Дурочки -- еще туда-сюда, но чтобы наивные? --Наивность всего лишь слово, как и всякое другое. Как глупость или лень. Для меня оно означает некое волшебное царство антилогики, если угодно -- полный кич, по ту сторону всяких ценностей и фактов, царство чистой фантазий, чистой случайности, царство чувств, ни капли честолюбия, полнейшее безразличие ко всему, то есть нечто такое, что мне совершенно чуждо и потому меня очаровывает. |
