– Вот вы и стараетесь…

– Куда ж деваться? А еще все лето на крышу взбирался по вечерам.

– Это еще зачем?

– Тушил зажигалки. И Лиза со мной тушила. К слову, жаль, что вы с ней не увидитесь. Она как узнает, что ты была, такой крик поднимет!

– Представляю себе.

– Ну, спи. Я дверь закрою.

Подошел ко мне, осторожно погладил меня по плечу.

– Вот ты и опять дома.

– Мне казалось, что моя комната тоже ушла вместе со мной.

– Ладно, – сказал он. – Спи, фантазерка…

Иван Владимирович знал меня с детства, с того самого дня, как мы переехали на Скатертный. Квартира была большая, как принято было раньше говорить – барская. Высокие потолки, просторный коридор, ванная, даже целых две уборных; очевидно, когда то, до революции, уборные в квартире были отдельно – для господ и для прислуги.

До сих пор помнится тот самый день, когда мы переехали сюда. До этого мы жили на Самотеке, в подвале старого дома. В наш подвал никогда не заглядывало солнце, и даже в летний зной там было темно и прохладно, а стены сочились сыростью. Должно быть, из за этого я росла слабенькой, часто болела, и мама не раз говорила:

«Совсем наша Валька захирела…»

И вдруг однажды отец принес ордер на новую комнату.

Что это была за комната! Светлая, два окна, квадратная, двадцать с чем то метров и вся залитая солнцем. Мама как вошла, сразу же заплакала. Мама была строгая, держалась уверенно, и видеть ее плачущей было как то непривычно.

Отец удивленно спросил:

– Чего ты плачешь, чудак человек? Радоваться нужно!

– Это я от радости, – ответила мама.

И я, помню, очень удивилась тогда: выходит, и от радости можно плакать?

Жильцов в квартире по тем временам было немного: вместе с нами четыре семьи. Напротив нас находилась комната Ивана Владимировича. Он первый постучался и вошел к нам. Высокий, плечи развернуты, рубашка белая, на брюках складки словно ножи.

– Давайте, соседи, знакомиться, – сказал. – Сергеев Иван Владимирович.

Он показался тогда мне совсем старым, хотя теперь я понимала – ему не было в ту пору и шестидесяти.

– У меня такой сын, как ты, – сказал он мне. – Правда, немного постарше.

Я познакомилась с его сыном в тот же день. Он увидел меня в коридоре, сказал:

– Здравствуй, новый жилец!

Был он похож на отца, светлоглазый, высокий, лицо той здоровой смугловатой бледности, под которой таится всегда готовый вспыхнуть румянец.

– Меня зовут Костя, но все привыкли звать Котом.

– А я Валя.

– Тебе нравится наша квартира?

– Нравится.

– А почему ты такая маленькая? – спросил Кот. – Прямо дюймовочка.

Я сердито ответила:

– Потому кончается на «у».

Он засмеялся. У него были крупные зубы, и, когда смеялся, щеки розовели, а под правым глазом появлялась ямочка.

– Ты уже учишься в школе?

– Конечно.

– В каком классе?

– Во втором.

– А я в шестом. Ты, наверно, перейдешь в нашу школу, это рядом, в Столовом переулке.

Я спросила:

– У тебя есть собака?

– Нет, а что?

– Давай заведем собаку, одну на двоих…

Он покачал головой:

– Ничего не выйдет.

– Почему?

– Лиза не хочет. Я пробовал уже привести собаку, а Лиза разоралась до того, что пришлось тут же отдать собаку.