— Мама будет так разочарована мной, — говорит Генри с душераздирающей икотой. Николас качает головой.

— Нет, Генри, никогда. — Он зачесывает назад волнистые светлые волосы Генри. — Я пойду пешком за нас обоих. Встретимся в соборе, и мы войдем вместе. — Он обхватывает ладонью его маленький подбородок и пытается улыбнуться. — С нами все будет в порядке, с тобой и со мной.

Генри шмыгает носом и изо всех сил старается кивнуть брату. Николас занимает свое место рядом с королевой и процессия продолжается. Когда я закрываю ноутбук, на сердце так тяжело, так грустно за них обоих. Генри был всего лишь маленьким мальчиком, а Николас Пембрук — несмотря на деньги и власть — не был таким уж другим в тот день. Не так уж отличался от меня. Просто ребенок, изо всех сил старающийся удержать от распада семью, которой не стало.

На следующий день после утренней суматохи я стою за кассой, открывая новую пачку четвертаков, когда низкий лиричный голос делает заказ.

— Большой кофе, пожалуйста. С молоком, без сахара.

Мои глаза поднимаются, встречаясь с серо-зеленым взглядом. И по моей коже проносится острый трепет, немедленный и неудержимый.

— Ты вернулся.

— В отличие от некоторых странных, но очень красивых людей, так уж вышло, что я люблю кофе.

На нем поношенные джинсы и черная рубашка. Бейсболка низко надвинута на лоб. По какой-то причине видеть его в кепке забавно. Полагаю, это так нормально, и смех переплетается с моими словами.

— Милая кепка.

Он поднимает кулак вверх.

— Вперед, «Янки».

— Ты действительно думаешь, что это сработает в качестве маскировки?

Он удивлен вопросом. Он оглядывает комнату — за столиками сидят только два посетителя, и ни один, кажется, его не замечает. Он пожимает плечами.

— Очки всегда срабатывали для Кларка Кента. — Сегодня к двум мужчинам, следовавшим за Николасом прошлым вечером, присоединился третий. Они сидят за столиком у двери, неприметные и небрежно одетые, но сама бдительность.

— Кто тебе сказал? Сама догадалась или… — он тычет пальцем в то место, где Элли вчера утром выплясывала праздничную джигу, — к этому имеет отношение вишневая бомбочка со Спанч Бобом на обуви?

— Моя сестра… Элли… да, она все рассказала. — Я думала, что теперь, когда я знаю, кто он, то буду чувствовать себя по-другому. Но это не совсем так. Если не считать укола смущения из-за того, что не узнала его сразу, глядя на него, я все еще испытываю те же чувства, что и вчера — горячее влечение, магнетическое очарование — не потому, что он принц, а потому, что он — это он. Великолепный, сексуальный, очаровательный. Николас платит наличными из кожаного бумажника, и я передаю ему кофе.

— Ты, должно быть, думаешь, что я совершенно невежественна.

— Ни капельки.

— Я должна сделать реверанс или что?

— Прошу, не надо. — А потом появляются ямочки. — Если у тебя нет желания делать это голой, то, прошу, никаких реверансов.

Он флиртует со мной. Это сладкий, скользящий, дразнящий танец, и самый забавный за долгое время, что я могу припомнить.