|
С одной стороны, мучительно-дразнящее покачивание ее стройных бедер, когда она скользит от стола к столу, восхитительное предложение ее задницы, когда она наклоняется, чтобы взять тарелку, просто ждущее, чтобы ее пощипывали, разминали и поклонялись. Но в том, как ее розовые губы скользят в приветливой улыбке, в сладкой гармонии ее голоса, в ощущении этих экзотических темно-синих глаз, когда они возвращаются ко мне снова и снова — есть и назревающее чувство удовольствия. Делаю вид, что читаю газету — по крайней мере, стараюсь быть вежливым, — но большую часть времени смотрю. Открыто. Черт, грубо. Мой преподаватель по этикету переворачивается в гробу. И еще, я просто не могу быть не обеспокоен тем, что мне не наплевать. Я хочу Оливию. В своей постели, на своем члене, на своем лице. И я хочу, чтобы она это знала.
Вы можете узнать кое-что о людях, наблюдая за ними. Оливия Хэммонд трудолюбива. Это видно по тому, как она потирает шею и выгибает спину: она устала, но продолжает работать. Оливия дружелюбна, это становится ясно, когда она подходит к сотрудникам моей службы безопасности и представляется. Я усмехаюсь, когда парни неуклюже называют свои имена — Логан, Томми, и Джеймс — потому что они не привыкли быть в центре внимания; это противоречит их должностной инструкции. Но тут Томми подмигивает ей, и мой смешок обрывается. Наглый ублюдок — мне придется приглядывать за ним. Оливия добрая. Это очевидно, когда она делится рецептами со своей соседкой, миссис Макгиллакатти, а затем уклоняется, когда пожилая женщина настаивает на оплате. И Оливия доверчива — слишком доверчива. Замечаю это, когда у нее возникают разногласия с неприятной, хорошо одетой клиенткой, которая сделала заказ, кажется, на пятьдесят пирогов для вечеринки, которую она отменила из-за непогоды. Хотя Оливия спорит, что уже вложила деньги на покупку ингредиентов — уже сделала тридцать из пятидесяти пирогов — женщина усмехается, что без контракта это проблема Оливии, а не ее.
После двух часов входит клиент с толстой шеей и накачанными стероидами руками, которые делают его голову крошечной. Можно сказать, булавочная головка. На нем черные велосипедные шорты, такие тугие, что я с сочувствием ерзаю на своем достоинстве, и рваная рубашка без рукавов. Он входит в дверь, будто знаком с этим местом — его рука на плече обесцвеченной блондинки, с кожей как у Умпа-Лумпы, пухлыми губами, чавкающей жевательной резинкой.
— Джек, — приветствует его Оливия. — Привет.
— Лив! Как дела?
— Э-э, замечательно.
Она прислоняется к стойке. Он оглядывает ее с ног до головы так, что мне хочется выколоть ему глаза.
— Боже, прошло уже лет… пять? Не думал, что ты еще здесь.
— Да, все еще здесь. Что у тебя?
— Все великолепно. В прошлом году закончил Иллинойс и вернулся домой, чтобы открыть тренажерный зал по соседству. Со своей невестой — Джейд. — Он поворачивается к женщине, вцепившейся в его руку. — Джейд, это Лив.
— Привет!
— Привет, — отвечает Оливия. — Ого. Молодец, Джек.
Он протягивает Оливии стопку визиток.
— Да, я тут раздаю их всем местным компаниям. Не могла бы ты положить их на прилавок? Замолвить словечко о спортзале — мы откроемся через несколько недель.
Оливия берет визитки.
— Конечно. Без проблем.
— Спасибо. Ты лучшая, Лив. — Он начинает уходить, но потом добавляет: — Приятно было повидаться. Правда я думал, что ты уже выбралась отсюда. Но, эй… думаю, некоторые вещи никогда не меняются, да?
Что за мерзкая задница. |
