— Значит, ты управляешь кофейней вместе с родителями? — спрашиваю я.

— На самом деле, только мы с отцом. Мама умерла девять лет назад. На нее напали в метро… все закончилось плохо. — В ее словах слышится эхо боли, знакомое мне.

— Мне очень жаль.

— Спасибо. — Она делает паузу, кажется, что-то обдумывает, а затем признается: — Я тебя гуглила.

— Да?

— Там было видео с похорон твоих родителей.

— Я не смотрел его в то время, когда оно вышло в прямом эфире, но я помню, как его крутили по телевизору весь день. На каждом канале.

Она поднимает на меня свои потрясающие, сияющие глаза.

— День, когда мы похоронили маму, был худшим днем в моей жизни. Должно быть, для тебя было ужасно, пережить свой худший день со всеми этими людьми. Снимающими его. Делающими фото.

— Это было ужасно, — тихо говорю я. Затем делаю вдох и отбрасываю печаль, просочившуюся в разговор. — Но… по бессмертным словам Канье, то, что не убивает меня, только делает сильнее.

Она смеется, и, как всё в ней, это восхитительно.

— Не думала, что такой парень, как ты, слушает Канье.

Я подмигиваю.

— Я полон сюрпризов.

Прежде чем мы приступаем к еде, к нашему столику подходят посетители. Я представляю Оливию и кратко говорю с ними о предстоящих делах. Когда они уходят, Оливия смотрит на меня совиными глазами.

— Это был мэр.

— Да.

— И кардинал О'Брайен, архиепископ Нью-Йоркский.

— Совершенно верно.

— Это два самых влиятельных человека в штате… в стране.

Мои губы растягиваются в улыбке, потому что она впечатлена. Снова. В такие моменты быть мной не так уж и ужасно.

— Дворец работает с ними обоими над различными инициативами. — Она вертит булочку на тарелке, разрывая ее на мелкие кусочки. — Можешь спрашивать меня о чем угодно, Оливия.

Относительно этой девушки в моих планах нет места застенчивости. Я хочу ее смелой, дикой и безрассудной. Она жует кусок хлеба, слегка наклонив голову, наблюдает — обдумывает. И меня поражает, как очаровательно она жует. Господи, как странно это замечать. После того, как она сглотнула, и по бледной, гладкой коже ее горла проходит волна — что я нахожу эротичным — она спрашивает:

— Почему ты не поцеловал его кольцо?

— Я выше его по званию.

— По званию ты выше архиепископа? А как же Папа Римский? Вы когда-нибудь встречались с ним?

— Не с нынешним, но я познакомился с предыдущим, когда мне было восемь, и он приезжал с визитом в Вэсско. Вроде бы приличный парень — пах ирисками. В карманах одеяния он носил конфеты. Он дал мне одну после того, как благословил меня.

— Ты целовал его кольцо? — теперь она более спокойна, вопросы даются легче.

— Нет.

— Почему?

Наклоняюсь вперед, ближе к ней, упираюсь локтями в стол — бабушка бы ужаснулась. Но у правил этикета нет ни единого шанса против сладкого запаха Оливии. Сегодня это розы, с легким намеком на жасмин — как сад в первый день весны. Пытаюсь незаметно сделать глубокий вдох. Заслуживаю за это два очка, потому что все, что мне действительно хочется сделать, это уткнуться носом в ароматный вырез ее декольте, прежде чем скользнуть вниз, поднять подол платья и погрузиться лицом между ее гладкими, сливочными бедрами.