– Н‑не знаю… – протянула вдова после небольшой паузы.

– Это я решил, – вмешался в разговор Кирилл Николаевич, дрожащими пальцами разминая новую сигарету. – А почему… потому что она вам не все рассказывает. Потому что я однажды свидетелем был… Ты уж, Манька, прости, но давай до конца, иначе какой смысл?.. Свидетелем был, как они на пикнике повздорили.

– Кто?

– Да вот, – кивнул он на родственницу, – Манька с Витюшей. Ох, и повздорили! Не то слово… С матом и мордобоем.

– Дядя Кирилл!

– Ладно, чего уж. Он ей тогда в лоб кулаком звезданул. Даже ногой хотел сгоряча добавить, да я вмешался. И мне, который за отца ему, перепало. Крик – на весь берег. Мы тогда на Днепр под Смоленск выехали семьями, там у моего приятеля дача.

– И что же? – не очень понимая, к чему клонит родственник, уточнил следователь.

– Что? Вот именно, что. Насилу я его упросил, чтобы помирился. Уехать хотел. «Никуда она, – говорил, – не денется! Подумаешь!» Грубый был пацан, что и говорить. Когда бы мы с матерью не вмешались – разбежались бы, всего и делов‑то. Он другую бы себе нашел…

– Дядя Кирилл! – взмолилась вдова.

– Ладно, помолчи уж… В общем, не мог он из‑за семейного скандала из окна сигануть. Мужицкого характера, не интеллигент какой, понимаете?

Акинфиев отвернулся, порылся в целлофановом мешке.

– Так из‑за чего, говорите, на пикнике ссора вспыхнула? – спросил он и покосился на Машу.

– Показалось ему спьяну, что я с одним человеком перемигнулась.

– А вы не перемигивались?

– Да нет же, нет! Правда, нет…

– А если бы да, то что? – снова заговорил Авдышев‑старший. – Взрывной был, они тогда только поженились – двух месяцев не прошло.

– Значит, способен был на ревность? А вы говорите, – усмехнулся Акинфиев и, аккуратно закрыв сейф на все обороты, вернулся к столу: – Мария Григорьевна! Посмотрите внимательно. Вот такую фотокарточку вы нашли в бумажнике мужа четырнадцатого августа?

Родственники склонились над столом. Потом они синхронно подняли глаза друг на друга и снова опустили их – на фотографию прекрасной незнакомки.

– Прочитайте надпись на обороте. Маша поднесла карточку к лицу.

Зубы вдовы забили чечетку, глаза угрожающе выкатились. Акинфиев кинулся к графину с водой.

– Да… – еле слышно произнесла несчастная женщина.

– Не ошибаетесь?

– Точно, это она, она, та самая! А откуда она…

– Маша, здесь вопросы задаю я, – напомнил хозяин кабинета.

Когда старик Акинфиев брал верный след, волосы на его руках становились дыбом и лицо начинало краснеть от ушей. Ему показалось, что Кирилл Николаевич торжествующе улыбнулся, и ничего удивительного в этом торжестве не было.

– Красивая женщина, – снова, ни к кому не обращаясь, задумчиво произнес следователь. Он забрал карточку, снова полез в сейф и уложил в его чрево изъятый в квартире Конокрадова предмет, который неожиданно приобрел устойчивые признаки вещдока. – Прямо женщина‑вамп!

– А я что говорил? – воскликнул родственник покойного.

– Вы, Кирилл Николаевич, ничего такого мне не говорили. А теперь сказали. Хотя, я подозреваю, тоже не все.

Следователь выключил магнитофон, достал из портфеля чистый лист бумаги со штампом в правом верхнем углу и отвинтил колпачок старомодной, как он сам, керамической авторучки с закрытым пером, подаренной ему месткомом к семидесятой годовщине Великого Октября.