Изменить размер шрифта - +
До самой смерти Сен-Лу
исправно водил к ней жену. Скорее  всего, эта пара должна была наследовать и
г-ну  де  Германт,  и Одетте,  -  последняя, в  свою очередь, будет основной
наследницей   герцога.  Впрочем,  даже  чрезвычайно  разборчивые  племянники
Курвуазье,   г-жа  де  Марсант  и   принцесса  де  Транья  посещали  Одетту,
рассчитывая, что  они  будут  упомянуты  в  завещании,  и их  не  беспокоили
огорчения г-жи де Германт, - о ней Одетта, задетая ее презрением, отзывалась
плохо.
     Из-за  этой   связи,   которая  была-то  лишь  повторением  его  ранних
привязанностей,  герцог  де  Германт  вторично  упустил  председательство  в
Джокей-Клобе и потерял кресло свободного  члена Академии изящных искусств, -
так  общая  жизнь г-на де  Шарлю  и  Жюпьена, получившая огласку, обусловила
потерю бароном  кресла председателя  Союза и Общества друзей старого Парижа.
Два  брата, столь непохожие  друг на  друга в  своих  пристрастьях, утратили
общественное  положение  из-за той же лености,  той  же нехватки  силы воли,
которая  ощущалась, хотя  и не  отталкивающе, еще в  их дедушке, герцоге  де
Германт,  члене Французской Академии, - и  привела (посредством естественной
склонности одного и противоестественной другого) к изгнанию  двух его внуков
из общества.
     Старый  герцог де Германт больше не выходил в  свет, он проводил дни  и
вечера у Одетты. Сегодня он лишь ненадолго заглянул  сюда, чтобы ее увидеть,
- хотя ему и была неприятна  встреча с женой. Я его не заметил, и, наверное,
не узнал бы,  если бы мне  на него не указали  со всей  определенностью.  От
герцога остались только  руины, однако руины превосходные, рассыпавшиеся еще
не  до конца, столь  же романтичные  и прекрасные, как утес  в бурю. Со всех
сторон исхлестанное волнами страдания,  раздражения своей горестью, бушующим
приливом очертившей смерти,  лицо  его,  разрыхленное, как  глыба, сохранило
свой склад и восхитительные изгибы, оно источилось, как антик,  которым мы с
радостью,  даже если он  испорчен,  украшаем свой  рабочий  кабинет. Правда,
теперь  я отнес  бы его  к  более древней  эпохе, -  не  только потому,  что
вещество потускнело, зашершавело и загрязнилось, но и оттого, что плутоватое
игривое выражение сменилось невольным и  неосознанным, вычерченным болезнью,
борьбой со смертью, сопротивлением ей и тяготами  жизни. Артерии, утратившие
свою  пластичность,   придали  скульптурную  жесткость  когда-то  радостному
выражению лица. Хотя сам герцог не догадывался о том,  из-за затылка,  щек и
лба  выглядывало  остервенело  цепляющееся  за  каждую  минуту существо,  и,
казалось,  опрокинутое   трагическим   шквалом;  белые  пряди  великолепных,
поредевших  косм  хлестали пеной  по  затопленному  отрогу  лица.  Так  одно
приближение  бури,  когда  все  вот-вот  рухнет, накладывает на  скалы, цвет
которых до этого выглядел по-иному, странные и причудливые блики, - я понял,
что  свинцово-серый  одеревенелых  и  изношенных  щек,  серый  до  белизны и
волнистый торчащих прядей, слабый свет, еще мерцающий в полуслепых глазах не
был  ирреальным оттенком, напротив, это было слишком реально,  только чем-то
фантастично  и  из  другой  палитры:  в  этом  было что-то от  черного света
старости,  неподражаемого  своей ужасной  и  пророческой чернотой,  близости
смерти.
Быстрый переход