Я вернусь сейчас домой Елисейскими полями, но что вселит в меня уверенность,
что меня не сразит та же болезнь, от которой умерла бабушка, когда она, не
подозревая о том, вышла туда на свою последнюю прогулку, пребывая в
свойственном нам неведении о стрелке, подошедшей к неведомой точке, за
которой дернувшаяся пружина механизма прозвонит наш час? Может, страх, что
минута, предшествующая первому удару часов, уже почти истекла, и они вот-вот
зазвонят, может быть, эта боязнь удара, который сейчас пошатнет мой мозг,
была неким предчувствием неминуемого, будто отсвет в сознании шаткого
состояния мозга, артерии которого вот-вот дрогнут, - и это в той же степени
возможно, как внезапное узнавание смерти, когда раненные, хотя медик и
желание жить пытаются обмануть их, говорят, предчувствуя то, что сейчас
произойдет: "Я сейчас умру, я готов", и пишут женам последнее "прости".
И правда, я еще не взялся за работу, а кое-что необычное уже произошло;
предчувствие пришло ко мне в такой форме, о которой ранее я не мог и
помыслить. Как-то я отправился на прием, там мне сказали, что я выгляжу
лучше, чем раньше, и все удивлялись, что мои волосы черны. А я едва не упал
три раза, пока спускался по лестнице. Я вышел только на два часа; но когда
вернулся, я чувствовал, что у меня теперь нет ни памяти, ни мысли, ни сил,
ни жизни. Приди ко мне кто-нибудь, чтобы поболтать, провозгласить королем,
схватить, арестовать, - и я и не пошевелился бы, не сказал бы и слова, не
открыл бы глаз, как люди, пораженные морской болезнью при пересечении
Каспийского моря, которые не окажут и малейшего сопротивления, если им
скажут, что сейчас их выбросят за борт. Собственно говоря, я ничем не был
болен, но я чувствовал, что более я ни на что не способен, как старики,
которые еще вчера ходили, а потом, сломав бедро или получив несварение,
какое-то время длят существование, уже не вставая с постели, и теперь их
жизнь - только более или менее долгое приготовление к неотвратимой кончине.
Одно из моих "я", посещавшее варварские пиры, именуемые "светскими ужинами",
где для мужчин в черном и полуобнаженных оперенных женщин все ценности
настолько извращены, что тот, кто, будучи приглашен, пропустит празднество,
или придет только к горячему, совершит нечто намного более предосудительное,
нежели аморальный поступок, о котором с легкостью упомянут на том же ужине -
как и о недавних смертях, и только смерть или тяжкое заболевание извинят
ваше отсутствие - при условии заблаговременного предупреждения о своей
скорой смерти, чтобы пригласили кого-нибудь четырнадцатым, - этому "я"
по-прежнему были известны угрызения совести, но оно утратило память. Зато
вспоминало другое "я", замыслившее произведение. Я тогда получил приглашение
от г-жи де Моле и узнал о смерти сына г-жи Сазра. Я решился потратить один
из часов, после которых я больше не мог произнести и слова, ибо язык
коченел, как бабушка в агонии, да даже выпить молока, на извинения г-же де
Моле и соболезнования г-же Сазра. |