|
Исполняя первое свое назначение относительно Николаса Тольромбля, оно было до того любезно, что не забыло, как часто случается, и второго. Николас начал жизнь в деревянном ларе, в четыре квадратных фута, с капиталом в два шиллинга и девять пенсов и товаром в количестве трех пудов с половиною угля, не исключая большого куска, висевшаго над ларем, в виде вывески. Потом он увеличил ларь и завел тачку; через несколько времени он бросил ларь и тачку, а завел осла и мистрисс Тольромбль, затем он купил постепенно тележку, фургон и вообще, по примеру своего веселаго предшественника Витингтона, только не имея компанионом кота, увеличивал свое богатство и славу, пока, наконец, ликвидировал дела и поселился вместе с мистрисс Тольромбль в Модфог-Голле, который он сам выстроил на горе, или на чем-то казавшемся горой, в четверти мили от Модфога.
Около этого времени в Модфоге начали поговаривать, что Николас Тольромбль стал горд и надменен, что успех и деньги уничтожили простоту его обращения и растлили его по природе доброе сердце, что, одним словом, он корчил важнаго господина, и общественнаго деятеля, а потому осмеливался смотреть на своих старых товарищей с снисходительным презрением. Имели ли тогда эти толки какое-нибудь основание или нет, но мистрис Тольромбль вскоре завела четырех-колесный фаэтон с жокеем в желтой фуражке, мистер Тольромбль младший начал курить сигары и называть лакея «человек», а мистера Тольромбля старшаго с тех пор уже никогда более не видали по вечерам в его любимом уголку у печки в Таверне Барочников. Все это было не хорошо, но еще худшим предзнаменованием служил тот факт, что Николас Тольромбль стал появляться чаще прежняго на собраниях муниципальнаго совета и не засыпал во время прений, как бывало, но сидел неподвижно, поддерживая естественно опускавшияся веки своими обоими указательными пальцами. Мало того, он теперь читал газеты и часто произносил в публике таинственныя фразы о «народной массе», о «производительных силах страны», об «интересе денежных классов» и т. д. Все это доказывало, что он или сошел с ума, или с ним случилось нечто еще хуже, и добрые жители Модфога приходили в тупик. Наконец, в половине октября, мистер Тольромбль с семейством отправился в Лондон, так как мистрис Тольромбль обяснила своим приятельницам в Модфоге, что конец октября самое средоточие моднаго лондонскаго сезона. Случилось так, что в это самое время и, несмотря на здоровый воздух Модфога, умер его мэр. Это было удивительное происшествие; он жил в Модфоге восемьдесять-пять лет и муниципальные советники никак не могли понять, почему он вдруг умер. Даже один старик предложил выразить осуждение такого ничем необяснимаго поступка и едва его уговорили отказаться от этой мысли. Однако, как это ни было странно, мэр умер, не обратив ни малейшаго внимания на муниципалитет, и последний был принужден выбрать ему преемника. Он, поэтому, собрался, и так как Николас Тольромбль был в это время очень важной особой, интересовавшей всех своим возвышением, его и выбрал в мэры, о чем с следующей почтой его и уведомили. Между тем, уже наступил ноябрь месяц и Николас Тольромбль, находясь в Лондоне, присутствовал на парадной процессии и обеде лорда-мэра. При виде всего блеска и всей славы этого муниципальнаго сановника, он с грустью пожалел, что родился в Модфоге, а не в Лондоне, так как тогда он мог бы сделаться лордом-мэром, покровительственно относиться к судьям, любезно подмигивать лорду-канцлеру, дружески жать руку первому министру, холодно кланяться секретарю казначейства и вообще проделывать все то, что составляет исключительную принадлежность лорда-мэра. Чем более он думал о лорде-мэре, тем желательнее ему казалась его должность. Хорошо быть королем, но что такое король в сравнении с лордом-мэром. Когда король произносил речь, то всем было известно, что эту речь писал для него другой, а лорд-мэр говорил целыя полчаса из своей головы и среди восторженных рукоплесканий всех присутствующих, тогда как король мог говорить парламенту до обморока и не дождаться ни одного рукоплескания. |
