В это время в Модфоге, как обыкновенно бывает почти в каждом городе английских владений, а, вероятно, и всех иностранных государств (в чем, однако, ручаться не могу, так как очень мало путешествовал), жил веселый, добродушный, приятный на взгляд и ни на что не годный шалопай, питавший ненависть к труду и непреодолимую склонность к пиву и спиртным напиткам. Все его знали, но никто, кроме жены, не считал нужным с ним ссориться; он наследовал от своих предков имя и фамилию Эдвард Твиджер, но, обыкновенно, назывался Красноносым Недом. Он, обыкновенно, напивался раз в день, и средним числом раз в месяц каялся в своем нетрезвом поведении, но в эти минуты раскаяния он находился на последней ступени опьянения. Это был оборванец, лентяй, крикун, но очень сметливый и искусный на все, если только принимался за дело. В принципе он не был против тяжелаго труда и готов был целый день выносить всю тяжесть игры в крикет, бегая, ловя мяч, бросая его и отбивая до истощения сил. Он был бы неоценим в пожарной команде; никто на свете так не любил качать воду, лазить по лестнице в третий этаж и выбрасывать из окна мебель. Впрочем, он был дома не только в одной огненной стихии, он был сам по себе олицетворенное общество для подания помощи утопающим, нечто в роде живого спасательнаго снаряда и один в своей жизни вытащил более людей из воды, чем плимутская спасательная лодка или спасательный снаряд капитана Манби. Все эти качества, несмотря на его пьянство, делали Красноносаго Неда общим любимцем, и власти Модфога, вспоминая об его многочисленных услугах городскому населению, дозволяли ему на свободе напиваться, не подвергая его за то ни штрафам, ни арестам. Полная безнаказанность была его уделом, и он пользовался ею с благодарностью.

Мы нарочно так обстоятельно описали характер и занятия Красноносаго Неда, потому что этим путем мы совершенно спокойно, без неприличнаго спеха и неприятной для читателя неожиданности, перейдем к сцене, разыгравшейся в доме Николаса Тольромбля в день его возвращения с семейством в Модфог. Вечером, в буфет Таверны Барочников, явился новый секретарь мэра, только что привезенный из Модфога, бледный, с русыми баками, и спросил, там ли прохлаждался Нед Твиджер. Получив утвердительный ответ, он обявил, что Николас Тольромбль, эсквайр, просит мистера Твиджера немедленно явиться к нему, по частному и очень важному делу. Конечно, не в интересе мистера Твиджера было оскорблять мэра, и потому он, слегка вздохнув, поднялся с своего кресла у камина и последовал за бледным секретарем до грязным, мокрым модфогским улицам.

Мистер Николас Тольромбль сидел в маленькой комнате походившей скорее на пещеру, с отверстием на верху, чем на библиотеку, как он ее называл; почтенный мэр чертил карандашем на большом листе бумаги план торжественной процессии, когда секретарь ввел в дверь Неда Твиджера.

— Ну, Твиджер, произнес снисходительно Николас Тольромбль.

Было время, когда Твиджер отвечал бы: «Ну, Ник», но, эти дни давно прошли и он только молча поклонился.

— Я хочу начать сегодня, Твиджер, ваше обучение, сказал новый мэр.

— Обучение чему, сэр? спросил с удивлением Нед.

— Тише, тише! Затворите дверь, мистер Дженингс. Посмотрите на это Твиджер.

С этими словами Николас Тольромбль отпер шкаф и обнаружил полный комплект медных военных доспехов громаднаго размера.

— Я хочу, чтоб вы явились в этой броне в будущий понедельник, Твиджер, сказал мэр.

— Бог с вами, сэр, отвечал Нед: — это все равно, что понести семидесяти фунтовую пушку или чугунный паровой котел.

— Пустяки, Твиджер, пустяки.

— Я никогда не выдержу такой тяжести, сэр: она сделает из меня блюдо протертаго картофеля.

— Я вам говорю, Твиджер, что это вздор. Я видел в Лондоне человека в таких доспехах, а он далеко не такой молодец, как вы.

— Право, благоразумнее надеть на себя футляр от недельных часов, чем эту громаду, произнес Твиджер, смотря со страхом на медные доспехи.