Поднялся страшный шум, но это не были ни крики восторга, ни возгласы изумления, а просто громкий, неудержимый хохот.

— Как! воскликнул мистер Тольромбль, вскакивая с своего места в четырехколесном фаэтоне. — Опять смех! Но если они смеются над человеком, закованном в настоящие медные доспехи, то они станут хохотать и при виде умирающаго отца. Но зачем он не идет на свое место? Зачем он катится к нам? Здесь ему нечего делать!

— Я боюсь, сэр… начал мистер Дженингс.

— Чего вы боитесь? спросил Николас Тольромбль, смотря прямо в глаза своему секретарю.

— Я боюсь, что он пьян.

Николас Тольромбль бросил поспешный взгляд на чудовищную фигуру, подвигавшуюся к ним и, схватив за руку секретаря, огласил воздух болезненным стоном.

Дело было в том, что мистер Твиджер, получив разрешение от мэра выпить только по стакану рому после закрепления каждой штуки своих медных доспехов, выпил в торопях по четыре стакана, уже не говоря о крепком напитке, которым его угостили на кухне. Мы недостаточно специалисты, чтобы сказать, по какой причине — от того ли, что медная броня мешала испаряться винным парам или по чему-либо другому, но мистер Твиджер едва успел очутиться за воротами Модфог-Голла, как почувствовал себя совершенно пьяным, и вот почему он нарушил порядок шествия. Конечно, это само по себе составляло очень неприятное происшествие, но судьба готовила Николасу Тольромблю еще худшее испытание. Мистер Твиджер уже более месяца не раскаявался в своем нетрезвом поведении, и вдруг ему вошло в голову быть чувствительным и сантиментальным в ту самую минуту, когда это ни мало не было уместно. Крупныя слезы катились по его щекам и он тщетно старался скрыть свое горе, отирая глаза пестрым коленкоровым платком, который не очень подходил к его военным доспехам XVI столетия.

— Твиджер, подлец! воскликнул Николас Тольромбль, забывая свое достоинство:- ступай назад.

— Никогда, отвечал Нед: — я гнусное животное, но вас не покину.

— Хорошо, Нед, не покидай его! закричали в толпе со всех сторон.

— Я и не намерен, продолжал Нед с упорством пьянаго:- я очень несчастлив. Я несчастный отец несчастнаго семейства, но я преданный человек и никогда вас не оставлю.

Повторив еще несколько раз это любезное обещание, Нед обратился к толпе с длинной речью, в которой обяснил, какой он честный человек, сколько лет он прожил в Модфоге и тому подобные интересные факты.

— Эй, не возьмется ли кто-нибудь увести его? воскликнул Николас:- я заплачу щедро.

Двое или трое охотников тотчас выступило из толпы, но секретарь мэра вступился.

— Погодите! сказал он. — Извините, сэр, но право опасно к нему подойти; если он пошатнется и упадет на кого нибудь, то непременно задавит.

Слыша это замечание, толпа раздалась и охотники отскочили на почтительное разстояние. Нед остался один, как герцог Девонширский, в своем маленьком кружке.

— Но, мистер Дженингс, возразил Николас Тольромбль: — он задохнется.

— Я очень буду сожалеть об этом, но никому без его помощи не снять с него этих военных доспехов. Они так странно надеты.

Тут Нед горько зарыдал и так печально замахал шлемом, что каменное сердце было бы тронуто, но так как у толпы сердце не каменное, то воздух огласился веселым хохотом.

— Господи, произнес Николас, побледнев при мысли, что Нед может задохнуться в своем древнем костюме:- неужели, мистер Дженингс, ничего нельзя сделать?

— Ничего, отвечал Нед: — решительно ничего. Господа, я несчастный, заживо погребенный в медном гробе.

Этот поэтический образ, плод его собственнаго воображения, вызвал у Неда такой обильный поток слез, что толпа наконец почувствовала к нему нежное сострадание и начала гневно спрашивать у Николаса Тольромбля, что он о себе думал, запирая живаго человека в медный гроб.