|
– Один покажет вам, – говорил он, – цветок и заставит наслаждаться его запахом и красо-той, а другой укажет только ядовитый сок в его чашечке… тогда для вас пропадут и красота, и благоухание… Он заставит вас сожалеть о том, зачем там этот сок, и вы забудете, что есть и бла-гоухание… Есть разница между этими обоими людьми и между сочувствием к ним. Не ищите же яду, не добирайтесь до начала всего, что делается с нами и около нас; не ищите ненужной опытности: не она ведёт к счастью. Он замолчал. Она доверчиво и задумчиво слушала его. – Говорите, говорите… – сказала она с детской покорностью, – я готова слушать вас целые дни, повиноваться вам во всём… – Мне? – сказал Александр холодно, – помилуйте! какое я имею право располагать вашей волей? Извините, что я позволил себе сделать замечание. Читайте, что угодно… «Чайльд-Гарольд» – очень хорошая книга, Байрон – великий поэт! – Нет, не притворяйтесь! не говорите так. Скажите, что мне читать? Он с педантическою важностью предложил было ей несколько исторических книг, путешествий, но она сказала, что это ей и в пансионе надоело. Тогда он указал ей Вальтер Скотта, Купера, несколько французских и английских писателей и писательниц, из русских двух или трёх авторов, стараясь при этом, будто нечаянно, обнаружить свой литературный вкус и такт. Потом между ними уже не было подобного разговора. Александр всё хотел бежать прочь. «Что мне женщины! – говорил он, – любить я не могу: я отжил для них…» «Ладно, ладно! – возражал на это Костяков, – вот женитесь, так увидите. Я сам, бывало, только бы играть с молодыми девками да бабами, а как пришла пора к венцу, словно кол в голо-ву вбили: так кто-то и пихал жениться!» И Александр не бежал. В нём зашевелились все прежние мечты. Сердце стало биться уси-ленным тактом. В глазах его мерещились то талия, то ножка, то локон Лизы, и жизнь опять не-много просветлела. Дня три уж не Костяков звал его, а он сам тащил Костякова на рыбную лов-лю. «Опять! опять прежнее! – говорил Александр, – но я твёрд!» – и между тем торопливо шёл на речку. Лиза всякий раз с нетерпением поджидала прихода приятелей. Костякову каждый вечер готовилась чашка душистого чаю с ромом – и, может быть, Лиза отчасти обязана была этой хитрости тем, что они не пропускали ни одного вечера. Если они опаздывали, Лиза с отцом шла им навстречу. Когда ненастная погода удерживала приятелей дома, на другой день упрёкам, и им, и погоде, не было конца. Александр думал, думал и решился на время прекратить свои прогулки, бог знает с какою целью, он и сам не знал этого, и не ходил ловить рыбу целую неделю. И Костяков не ходил. Наконец пошли. Ещё за версту до того места, где они ловили, встретили они Лизу с нянькой. Она вскрикнула, завидя их, потом вдруг смешалась, покраснела. Адуев холодно поклонился, Костяков пустился болтать. – Вот и мы, – сказал он, – вы не ждали? хе, хе, хе! вижу, что не ждали: и самовара нет! Давненько, сударыня, давненько не видались! Есть ли клёв? Я всё порывался, да вот Александра Федорыча не мог уговорить: сидит дома… или нет, бишь, всё лежит. Она с упрёком взглянула на Адуева. – Что это значит? – спросила она. – Что? – Вы не были целую неделю? – Да, кажется, с неделю не был. – Отчего же? – Так, не хотелось… – Не хотелось! – сказала она с изумлением. – Да, а что? Она молчала, но, кажется, думала: «Да разве вам может не хотеться идти сюда?» – Я хотела послать папеньку в город к вам, – сказала она, – да не знала, где вы живёте. – В город, ко мне? зачем? – Прекрасный вопрос! – сказала она обиженным тоном, – зачем? Проведать, не случилось ли с вами чего-нибудь, здоровы ли вы?. |
