|
– Можно, сударыня, отчего неможно? – отвечал тот, подавая ей удочку Адуева. – Ну, вот вам и товарищ! – сказал отец Костякову и, оставя дочь, пошёл бродить вдоль бе-рега. – Смотри же, Лиза, налови рыбы к ужину, – прибавил он. Несколько минут длилось молчание. – Отчего это ваш товарищ такой угрюмый? – спросила Лиза тихо у Костякова. – Третий раз местом обошли, сударыня. – Что? – спросила она, сдвинув слегка брови. – В третий раз, мол, места не дают. Она покачала головой. «Нет; не может быть! – подумала она, – не то!» – Вы мне не верите, сударыня? будь я анафема! И щуку-то, помните, упустил всё от этого. «Не то, не то, – подумала она уже с уверенностью, – я знаю, отчего он упустил щуку». – Ах, ах, – закричала она вдруг, – посмотрите, шевелится, шевелится. Она дёрнула и ничего не поймала. – Сорвалась! – сказал Костяков, глядя на удочку, – вишь, как червяка-то схватила: большой окунь должен быть. А вы не умеете, сударыня: не дали ему клюнуть хорошенько. – Да разве и тут надо уметь? – Как и во всём, – сказал Александр машинально. Она вспыхнула и с живостью обернулась, уронив в свою очередь удочку в воду. Но Алек-сандр смотрел уже в другую сторону. – Как же достичь этого, чтобы уметь? – сказала она с лёгким трепетом в голосе. – Чаще упражняться, – отвечал Александр. «А, вот что! – думала она, замирая от удовольствия, – то есть чаще приходить сюда – по-нимаю! Хорошо, я буду приходить, но я помучаю вас, господин дикарь, за все ваши дерзости…» Так кокетство перевело ей ответ Александра, а он в тот день больше ничего и не сказал. «Она подумает, пожалуй, бог знает что! – говорил он сам себе, – станет жеманиться, кокет-ничать… это глупо!» С того дня посещения старика и девушки повторялись ежедневно. Иногда Лиза приходила без старика, с нянькой. Она приносила с собой работу, книги и садилась под дерево, показывая вид совершенного равнодушия к присутствию Александра. Она думала тем затронуть его самолюбие и, как она говорила, помучить. Она вслух разго-варивала с нянькой о доме, о хозяйстве, чтобы показать, что она даже и не видит Адуева. А он иногда и точно не видал её, увидев же, сухо кланялся – и ни слова. Видя, что этот обыкновенный манёвр ей не удался, она переменила план атаки и раза два заговаривала с ним сама; иногда брала у него удочку. Александр мало-помалу стал с ней разго-ворчивее, но был очень осторожен и не допускал никакой искренности. Расчёт ли то был с его стороны, или ещё прежних ран, что ли, ничто не излечило , как он говорил, только он был до-вольно холоден с ней и в разговоре. Однажды старик велел принести на берег самовар. Лиза разливала чай. Александр упрямо отказался от чаю, сказав, что он не пьёт его по вечерам. «Все эти чаи ведут за собой сближение… знакомства… не хочу!» – подумал он. – Что вы? да вчера четыре стакана выпили! – сказал Костяков. – Я на воздухе не пью, – поспешно прибавил Александр. – Напрасно! – сказал Костяков, – чай славнейший, цветочный, поди, рублев пятнадцать. Пожалуйте-ка ещё, сударыня, да хорошо бы ромку! Принесли и ром. Старик зазывал Александра к себе, но он отказался наотрез. Лиза, услышав отказ, надула губки. Она стала добиваться от него причины нелюдимости. Как ни хитро наводила она разговор на этот предмет, Александр ещё хитрее отделывался. Эта таинственность только раздражала любопытство, а может быть, и другое чувство Ли-зы. На лице её, до тех пор ясном, как летнее небо, появилось облачко беспокойства, задумчиво-сти. |
