|
Жить будем вместе. Пётр Иваныч вскочил с кресел с несвойственною ему живостью. – Постой, постой! – сказал он, – ты оглушил меня: так ли я слышал? повтори, сколько? – Пятьсот душ и триста тысяч денег… – повторил Александр. – Ты… не шутишь? – Какие шутки, дядюшка? – И имение… не заложено? – спросил Пётр Иваныч тихо, не двигаясь с места. – Нет. Дядя, скрестив руки на груди, смотрел несколько минут с уважением на племянника. – И карьера и фортуна! – говорил он почти про себя, любуясь им, – И какая фортуна! и вдруг! всё! всё!.. Александр! – гордо, торжественно прибавил он, – ты моя кровь, ты – Адуев! Так и быть, обними меня! И они обнялись. – Это в первый раз, дядюшка! – сказал Александр. – И в последний! – отвечал Пётр Иваныч, – это необыкновенный случай. Ну, неужели тебе и теперь не нужно презренного металла? Обратись же ко мне хоть однажды. – Ах! нужно, дядюшка: издержек множество. Если вы можете дать десять, пятнадцать ты-сяч… – Насилу, в первый раз! – провозгласил Пётр Иваныч. – И в последний, дядюшка: это необыкновенный случай! – сказал Александр. Как жить? Писатели двумя способами исследуют жизнь – умственным, начинающимся с размышле-ний о явлениях жизни, и художническим, суть которого – постижение тех же явлений не умом (или, вернее, не только умом), а всей своей человеческой сущностью, или как принято говорить, интуитивно. Интеллектуальное познание жизни приводит автора к логическому изложению изученного им материала, художническое – к выражению сущности тех же явлений через систему художественных образов. Писатель-беллетрист как бы даёт картину жизни, но не просто копию с неё, а преображённую в новую художественную реальность, отчего явления, заинтересовавшие автора и освещённые ярким светом его гения или таланта, предстают перед нами особо зримыми, а иногда и зримыми насквозь. Предполагается, что истинный писатель даёт нам жизнь только в виде художественного её изображения. Но на деле таких «чистых» авторов не так много, а может быть, и не бывает со-всем. Чаще всего писатель является и художником и мыслителем. Иван Александрович Гончаров издавна считается одним из самых объективных русских писателей, то есть писателем, в произведениях которого личные симпатии или антипатии не выставляются в качестве мерила тех или иных жизненных ценностей. Он даёт художественные картины жизни объективно, как бы «добру и злу внимая равнодушно», предоставляя читателю самому, своим собственным умом вершить суд и выносить приговор. Именно в романе «Обыкновенная история» Гончаров устами сотрудника журнала излагает эту мысль в самом её чистом виде: «…писатель тогда только, во-первых, напишет дельно, когда не будет находиться под влиянием личного увлечения и пристрастия. Он должен обозревать по-койным и светлым взглядом жизнь и людей вообще, – иначе выразит только своё я, до которого никому нет дела». А в статье «Лучше поздно, чем никогда» Гончаров замечает: «…я о себе прежде скажу, что принадлежу к последней категории, то есть увлекаюсь больше всего (как это заметил обо мне Белинский) „своею способностью рисовать“. И в своём первом романе Гончаров нарисовал картину русской жизни в небольшой дере-венской усадьбе и в Петербурге 40-х годов XIX века. Разумеется, Гончаров не мог дать полной картины жизни и деревни и Петербурга, как вообще ни один автор не может этого сделать, по-тому что жизнь всегда многообразнее любого её изображения. Посмотрим, получилась ли изоб-ражаемая картина объективной, как этого желал автор, или какие-то побочные соображения сде-лали эту картину субъективной. |
