|
– О чём вы вздохнули, ma tante? – спросил он. – О прежнем Александре, – отвечала она. – Неужели вы желали бы, ma tante, чтоб я остался таким, каким был лет десять назад? – возразил Александр. – Дядюшка правду говорит, что эта глупая мечтательность… Лицо Петра Иваныча начало свирепеть. Александр замолчал. – Нет, не таким, – отвечала Лизавета Александров» на, – как десять лет, а как четыре года назад: помните, какое письмо вы написали ко мне из деревни? Как вы хороши были там! – Я, кажется, тоже мечтал там, – сказал Александр. – Нет, не мечтали. Там вы поняли, растолковали себе жизнь; там вы были прекрасны, бла-городны, умны… Зачем не остались такими? Зачем это было только на словах, на бумаге, а не на деле? Это прекрасное мелькнуло, как солнце из-за туч – на одну минуту… – Вы хотите сказать, ma tante, что теперь я… не умён и… не благороден… – Боже сохрани! нет! Но теперь вы умны и благородны… по-другому, не по-моему… – Что делать, ma tante? – сказал с громким вздохом Александр, – век такой. Я иду наравне с веком: нельзя же отставать! Вот я сошлюсь на дядюшку, приведу его слова… – Александр! – свирепо сказал Пётр Иваныч, – пойдём на минуту ко мне в кабинет: мне нужно сказать тебе одно слово. Они пришли в кабинет. – Что это за страсть пришла тебе сегодня ссылаться на меня? – сказал Пётр Иваныч. – Ты видишь, в каком положении жена? – Что такое? – с испугом спросил Александр. – Ты ничего не замечаешь? А то, что я бросаю службу, дела – всё, и еду с ней в Италию. – Что вы, дядюшка! – в изумлении воскликнул Александр, – ведь вам нынешний год следует в тайные советники… – Да видишь: тайная советница-то плоха… Он раза три задумчиво прошёлся взад и вперёд по комнате. – Нет, – сказал он, – моя карьера кончена! Дело сделано: судьба не велит идти дальше… пусть! – Он махнул рукой. – Поговорим лучше о тебе, – сказал он, – ты, кажется, идёшь по моим следам… – Приятно бы, дядюшка! – прибавил Александр. – Да! – продолжал Пётр Иваныч, – в тридцать с небольшим лет – коллежский советник, хо-рошее казённое содержание, посторонними трудами зарабатываешь много денег, да ещё вовремя женишься на богатой… Да, Адуевы делают своё дело! Ты весь в меня, только недостаёт боли в пояснице… – Да уж иногда колет… – сказал Александр, дотронувшись до спины. – Всё это прекрасно, разумеется кроме боли в пояснице, – продолжал Пётр Иваныч, – я, признаюсь, не думал, чтоб из тебя вышло что-нибудь путное, когда ты приехал сюда. Ты всё за-бирал себе в голову замогильные вопросы, улетал в небеса… но всё прошло – и слава богу! Я сказал бы тебе: продолжай идти во всём по моим следам, только… – Только что, дядюшка? – Так… я хотел бы тебе дать несколько советов… насчёт будущей твоей жены… – Что такое? это любопытно. – Да нет! – продолжал Пётр Иваныч, помолчав, – боюсь, как бы хуже не наделать. Делай, как знаешь сам: авось догадаешься… Поговорим лучше о твоей женитьбе. Говорят, у твоей не-весты двести тысяч приданого – правда ли? – Да, двести отец даёт да сто от матери осталось. – Так это триста! – закричал Пётр Иваныч почти с испугом. – Да ещё он сегодня сказал, что все свои пятьсот душ отдаёт нам теперь же в полное распо-ряжение, с тем чтоб выплачивать ему восемь тысяч ежегодно. Жить будем вместе. Пётр Иваныч вскочил с кресел с несвойственною ему живостью. |
