|
Тётка поддерживала в нём это расположение, но тайком, когда Пётр Иваныч спал или уезжал на завод и в английский клуб. Она расспрашивала Александра о занятиях. А уж как это нравилось ему! Он рассказывал ей план своих сочинений и иногда, в виде совета, требовал одобрения. Она часто спорила с ним, но ещё чаще соглашалась. Александр привязался к труду, как привязываются к последней надежде. «За этим, – гово-рил он тётке, – ведь уж нет ничего: там голая степь, без воды, без зелени, мрак, пустыня, – что тогда будет жизнь? хоть в гроб ложись!» И он работал неутомимо. Иногда угасшая любовь придёт на память, он взволнуется – и за перо: и напишет трога-тельную элегию. В другой раз жёлчь хлынет к сердцу и поднимет со дна недавно бушевавшую там ненависть и презрение к людям, – смотришь – и родится несколько энергических стихов. В то же время он обдумывал и писал повесть. Он потратил на неё много размышления, чувства, материального труда и около полугода времени. Вот наконец повесть готова, пересмотрена и переписана набело. Тётка была в восхищении. В этой повести действие происходило уже не в Америке, а где-то в тамбовской деревне. Действующие лица были обыкновенные люди: клеветники, лжецы и всякого рода изверги – во фраках, изменницы в корсетах и в шляпках. Всё было прилично, на своих местах. – Я думаю, ma tante, это можно показать дядюшке? – Да, да, конечно, – отвечала она, – а впрочем… не лучше ли отдать напечатать так, без не-го? Он всегда против этого: скажет что-нибудь… Вы знаете, это кажется ему ребячеством. – Нет, лучше показать! – отвечал Александр. – Я после вашего суда и собственного созна-ния не боюсь никого, а между тем пусть он увидит… Показали. Пётр Иваныч, увидя тетрадь, немного нахмурился и покачал головой. – Что это, вы вдвоём сочинили? – спросил он, – что-то много. Да как мелко писано: охота же писать! – Ты погоди качать головой, – отвечала жена, – а прежде выслушай. Прочтите нам, Алек-сандр. Только ты выслушай внимательно, не дремли и скажи потом свой приговор. Недостатки везде можно найти, если захочешь искать их. А ты будь снисходителен. – Нет, зачем? будьте только справедливы, – прибавил Александр. – Нечего делать; я выслушаю, – сказал Пётр Иваныч со вздохом, – только с условием, во-первых, не после обеда вскоре читать, а то я за себя не ручаюсь, что не засну. Этого, Александр, на свой счёт не принимай; что бы ни читали после обеда, а меня всегда клонит сон; а во-вторых, если это что-нибудь дельное, то я скажу своё мнение, а нет – я буду только молчать, а вы там как себе хотите. Стали читать. Пётр Иваныч ни разу не вздремнул, слушал, не сводя глаз с Александра, да-же редко мигал, а два раза так одобрительно кивнул головой. – Видишь! – сказала жена вполголоса. – Я тебе говорила. Он и ей кивнул. Читали два вечера сряду. В первый вечер, после чтения, Пётр Иваныч рассказал, к удивле-нию жены, всё, что будет дальше. – Ты почему знаешь? – спросила она. – Мудрёно! Идея уж не новая, – тысячу раз писали об этом. Дальше и читать бы не нужно, да посмотрим, как она развилась у него. Когда на другой вечер Александр дочитывал последнюю страницу, Пётр Иваныч позвонил. Вошёл человек. – Приготовь одеться, – сказал он. – Извини, Александр, что перервал: тороплюсь, – опоз-даю в клуб к висту. Александр кончил. Пётр Иваныч проворно пошёл вон. – Ну, до свиданья! – сказал он жене и Александру. – Я уж не заеду сюда. – Постой! постой! – закричала жена, – что ж ты ничего не скажешь о повести? – По уговору не следует! – отвечал он и хотел идти. – Это упрямство! – сказала она. |
