Стенин не мог поверить в то, что произошло, рассудок это отрицал. За свою жизнь он всякого дерьма насмотрелся и знал: поступки некоторых людей настолько неправильные, что их невозможно оправдать, а тем более понять. Такие поступки как тот, свидетелем которого он только что стал.

Пелагея смотрела на свой кулак, правая щека подёргивалась, крылья носа вздувались. Выронив мешочек с кормом, Стенин схватил её за запястье.

— Какого чёрта ты сделала?!

Она перевела на него взгляд, медленно, как-то неестественно моргнула, затем разжала ладонь и то, что осталось от синицы упало на снег. Вороны над домом буквально надрывались, каркая. Стенину почудилось, что это вовсе не грай, а хриплый хохот какого-то злобного божества, решившего сделать это солнечное утро мрачным.

— Жизнь не продолжается, — меланхолично произнесла Пелагея. — Нет, не продолжается... Больше не продолжается... Жизнь закончилась... Нет жизни...

Как же Стенину хотелось её ударить! Изо всех сил, так, чтобы кровь брызнула из разбитого носа! Но вместо этого он лишь как следует встряхнул Пелагею и прошипел:

— Заткнись! Заткнись, слышишь?!

Она продолжала говорить, словно в ней включился механизм, отвечающий за извержение потоков бессознательного бреда:

— Не продолжается жизнь... Нет жизни... Жизнь закончилась...

Стенин встряхнул её ещё раз, теперь уже грубее.

— Заткнись, я сказал!

Она вдруг часто-часто заморгала, сделала глубокий вдох, посмотрела на Стенина растерянно. Стая чёрным облаком двинулась к лесу, уступая место солнечным лучам.

— Я не хотела! — выдохнула Пелагея и с ужасом уставилась на мёртвую птицу возле своих ног. — Нет, нет! — мотнула головой. — Нет, это не я! Я не могла!

— Не могла?! — голос Стенина походил на звериный рык. — Но ты, мать твою, это сделала! Ты что, совсем умом тронулась?!

Пелагея топнула ногой.

— Не кричи на меня! Я правда не понимаю, как это случилось! Мне жаль, очень жаль! — она зажмурилась и снова открыла глаза. — Я помню, как сжала ладонь, я всё понимала, но... не понимаю, зачем сделала это.

Стенин вспомнил тот лукавый взгляд, с которым она убила синицу. Убила, словно назло ему! А теперь уверяет, что не понимает, зачем это сделала? А ведь действительно не понимает. Ей и правда жаль птицу. Тогда как объяснить все эти перепады в настроении и поведении? Проблемами с психикой?

-Ты меня сильно разочаровала, Пепа, — заявил он мрачно. — Я понял, что не могу тебе доверять.

— Опятьзапрёшьвтойкомнате? — Пелагеянахохлилась, втянувголовувплечи. — Яжесказала, чтонехотелаубиватьптицу. Мне нравилось, когда она клевала зёрнышкис ладони, и меньше всегомнехотелось ей навредить.

В голове начала набухать боль и Стенин коснулся пальцами виска. Он не знал, что теперь делать с девчонкой. Соднойстороны, хотелосьеёнаказать, сновапосадитьподзамок, асдругой... что если такое наказание вызовет стойкое бесповоротное презрение к нему. Такое презрение, которое окончательно всё испортит. К тому же она обещала приготовить на обед мясную запеканку, и у него было сильное желание посмотреть, что из этой затеи выйдет. А если он сейчас пойдёт на поводу своей злости, то никакой затеи и вовсе не будет.

— Ладно, — выдохнул он. — Считай, что я тебе поверил. Кажется, ты действительно не хотела убивать птицу. Но, если ты ещё раз меня расстроишь, то не взыщи, Пепа.

Онакивнула, потупиввзгляд.

— Ачтоссиницейделать? Неоставлятьжееёвоттак...

Чувствуя, какусиливаетсяболь, Стенинподнялптицу, отнёсеё коградеизакопал в снег. А что он ещё мог для этой пичуги сделать? Невземлюжееёзакапывать, упернатыхнебываетмогил.

— Пойдёмдальше, — суровозаявилон, вернувшиськПелагееиподнявмешочекскормом.