ЭтобылсильныйаргументиСтенинпонятиянеимел, чтоэтомуаргументупротивопоставить. ДаинехотелосьнивчёмПепуубеждать, потомучтоунегосамоговглубинедушитеплилисьсомнения. Почемуоннежелалпризнавать, чтоОтсекательвернулся? Пожалуй, толькопотому, чтоизвсехпротивоестественныхвещей, которыемогутслучиться, оннемогдопуститьтольковозвращениеотцаПепы. Будтобарьервголовестоял, ограждающийотэтогодопущения.

Пелагеявздохнула, дёрнулаплечами.

— Азнаешь, лучшетебеивправдувэтоневерить. Такведьпроще. Говорисебеидальше, чтоимеешьделособычнойпсихопаткой.

ПоследолгойтяжёлойпаузыСтенинпроизнёсмрачно:

— Ичтобудетдальше? Ятакпонял, помогатьтымненестанешь.

— Япринеслатебеводы, — словнооправдываясь, сказалаПелагея. —И,еслитебепрямосейчасчто-нибудьнужно, япомогу.

— Тызнаешь, чтомненужно.

Онамотнулаголовой.

— Нет. Помощьязватьнестану.

— Тыпойми, сейчасещёнепоздновсёисправить. Нокогдатвойотецвернётсяи...

— Прекрати! —резкоосеклаона. —Прекратиговоритьомоёмотце, есливнегоневеришь!

— Хорошо, — согласилсяСтенин. —Выражусьпо-другому...Когдаутебясноваслучитсяприступярости, тынеосознанноможешьсделатьто, чегоуженельзябудетисправить. Точканевозвратабудетпройдена, Пепа. Подумайобэтом.

Онаневеселоусмехнулась.

— Приступярости? Нуда, согласна, лучшеверитьвтакое, чемвубийцу, вернувшегосястогосвета. Приступыярости—вещьпонятная, такоесплошьирядом...Вобщемтак, Стенин, еслихочешьещёводыилипоесть, япринесу, апомощьзватьнестану.

Делоплохо. Еёнеуговорить, покрайнеймере, сейчас. Ноотчаиватьсянельзя! Нивкоемслучае! Еслихотябыненадолгоутратитьнадежду, товсё, кранты. Отчаяние—штукаподлая, едваподпустишьксебе, онотутженачнётрасти, шириться, точнопоганыйгриб. Давсебестрогийнаказнетерятьприсутствиедуха, СтенинпосмотрелнаПелагею.

— Мненужновтуалет. Неуверен, чтосмогусамдобраться, — хотяониощущалслабость, ноемухотелосьхотькакого-тодвижения. Сидетьнаодномместебылотяжеломорально. Даимочевойпузырь, впрочем, хотьиненастойчиво, нодавалосебезнать.

— Япомогу, — сготовностьюотозваласьПелагея. —Доведутебякак-нибудь.

Онапомоглаемуподняться, перекинулаегорукучерезплечо, ионимедленнопошликдверномупоёму. Стенинувспомнилось, чтокогда-то, давным-давно, онбылнастопроцентовуверен, чтоемунесужденосгодамипревратитьсявбольную, елековыляющуюразвалину. Скемугоднотакоеможетслучиться, нотольконесним. Онпростонепредставлялсебядряхлым, разбитым. Но, увы, жизнь, порой, преподноситтеещёсюрпризы. Оптимистическиеуверенностипрошлогоуступаютместоразочарованиямнастоящего.

Когдадобралисьдованнойкомнаты, Пелагеябуркнула:

— Постойпока. Ясейчас.

Оназашлавнутрь. Стенинухватилсязадвернуюручку—таклегчебылостоять, ногивколеняхсовсемослабли. СпустяминутуПелагеявышлаипродемонстрироваланожницы, бритвуиупаковкулезвий.

— Навсякийслучай. Малили, чтотебевголовувзбредёт.

Стенинподумал, чтовбдительностиейнеоткажешь. Аведьемудействительномоглаприйтивголовуидеяприпрятатьножницыилилезвия—какоеникакое, аоружие. Причинятьвреддевчонкенехотелосьдажепослетого, каконаотрубилаемупалец, носупаковкойлезвий, спрятанный, допустим, вноске, ончувствовалбысебяуверенней. Впрочем, теперьпозднообэтомдумать, Пелагеяоказаласьпредусмотрительной. Такойжепредусмотрительной, какион, когдавынесизспальнивсё, чтоонамоглаиспользоватькакоружие.

— Заходи, — скомандовалаона. —Надеюсь, дальшесамсправишься?

Унизительнобылослышатьтакое, ноСтениннеподалвида. Проигнорировавеёвопрос, онприосанился, зашёлвваннуюкомнатуиприкрылзасобойдверь. Справивнужду, умылсяхолоднойводой, почувствовалсебябодрее, покрайнеймере, хотькакая-тоэнергияпотеклапожилам.