Не будем забывать, что там точнейшие мысли о растлении русского духа: о коррупции, о том, что «дрянь и тряпка стал всяк человек», о том, что повальное воровство. Там мысли есть великие. И как бы вам сказать? Даже заблуждения Гоголя интереснее, чем пошлая правота его оппонентов. Я считаю, что и письма, и «Выбранные места…» – это замечательные элементы, замечательные эпизоды истории русского духа. И то и другое представляется очень принципиальным и важным.
Довольно любопытный вопрос пришёл на почту:
– Какова будет главная жанровая тенденция в массовой культуре? Вот была эпоха фэнтези, была эпоха антиутопии. Что будет сейчас?
– Вы не поверите, но ровно на эту тему я разговаривал с американскими школьниками вчера, у меня была встреча с ними. Вы знаете, что ни один профессиональный учитель не может пройти мимо школы, ему интересно туда зайти, посмотреть, что там делается, поговорить со старшеклассником на его какие-то ключевые темы. И вот я поговорил. Вообще, конечно, дети феноменально умны начиная с двенадцати лет. И у меня ощущение, что три позиции имеют для них наибольшие перспективы.
Первая. Одна девочка сказала, что жанр «фэнтези» умер, но жанр «антиутопия» возродился, потому что конец света близок или во всяком случае носится в воздухе, поэтому военные антиутопии, техногенные антиутопии будут в ближайшее время занимать позиции доминирующие. Может быть, такие антиутопии, как «Хищные вещи века». И меня это, конечно, пугает.
Вторая тенденция, которая мне кажется скорее позитивной. Один ребёнок сказал, что самые продаваемые книги в мире – это поваренные книги и книги, которые дают советы, как жить. Это постепенное сращение художественной литературы с пикаперской. В конце концов, я сам написал «Квартал» ради этого. Ну, то есть чтобы спародировать, но тем не менее такое явление есть. Это очень горько и вместе с тем очень интересно. Вроде как любовные советы – «Как за три дня выйти замуж», условно говоря. Вот это, может быть, будет главным литературным жанром – появление таких художественных учебных пособий, достаточно талантливых.
И третий жанр, который мне показался самым перспективным, – это появление большого количества новых религий. Это высказал один очень умный ребёнок. Он сказал, что, по всей видимости, прежние религии скомпрометированы, и отсюда – массовый религиозный кризис. И ИГИЛ – явление, конечно, кризисное, потому что показывает вырождение религиозного сознания, его превращение в какую-то апологию сумрачного зверства.
Ну, мы уже переживали этап формирования новых квазирелигий – рерихианства, антропософии, теософии Блаватской, разных попыток так или иначе пересмотреть христианство. Но сегодня действительно очень сильна тоска по какому-то новому духовному опыту. Мне бы не хотелось, чтобы это было засилием лжеучений, чтобы это было, как Мандельштам называл теософию, какой-то «плюшевой фуфайкой, душегрейкой», чтобы это не было имитацией. Но хотелось бы, как ни странно, какой-то всё-таки религии нового гуманизма. Я думаю, что до этого рано или поздно дойдёт.
Я не очень себе представляю, как это будет выглядеть, но сильно подозреваю, что в ближайшее время мы увидим большой поток литературы о поисках какого-то нового духовного опыта. Я понимаю, что это звучит довольно идеалистически и, может быть, прекраснодушно, но тоску по этой новой духовности я чувствую страшную, потому что ну невозможно всё время говорить о стратегиях взаимного истребления. Это ужасно надоедает. Не могу даже объяснить, почему это так надоедает. Наверное, потому, что в этом нет никакого прорыва, нет никакого будущего, а хочется немного вздохнуть… Мне кажется, что люди, как казаки у Шолохова, истосковались по работе, по земле, по семье – грубо говоря, по здоровью, по какой-то надежде на возвращение в нормальный быт. |