Этот новый эпос (страшную вещь сейчас скажу!) – в жанре высокой пародии выполненная, пародийная, травестийная версия Евангелия. И тогда получается, что Евангелие по отношению к Ветхому Завету – первый плутовской роман в литературе. Это не значит, что Христос – это образ плута, трикстера. Нет, это значит, что он – образ великого нарушителя, «великого провокатора», как называют Хулио Хуренито. Хулио Хуренито с учениками – без сомнения, христологическая фигура.

И Беня Крик – это такая же фигура, такая же попытка заменить отца, попытка выжить в мире, в котором отца больше нет. Он же ниспровергает отца, по сути дела, вместе с братом своим. И в результате он, как и Бендер, как и Хулио Хуренито, – это фигуры жертвенные, фигуры обречённые. Беня Крик должен погибнуть. Почему? Потому что в мире, лишённом отца, нет больше закона и нет места ему. Он со своим трикстерством, со своим плутовством не может удержать расползающийся мир. Беня Крик порождён революцией. И Беня Крик – жертва этой революции.

Что касается стилистики Бабеля, которая так привлекательна и так неотразима. Я думаю, это тоже стилистика на 90 процентов ветхозаветная. Бабель получил талмудическое образование, прекрасно знал Библию, многому у неё научился. Бабелевский стиль – это синтез французского натурализма Мопассана, Золя и ветхозаветной стилистики. Христианства, мне кажется, Бабель не чувствовал вообще. Отсюда и его достаточно кощунственные тексты вроде «Сашки Христоса» или «Иисусова греха». Но главная тема Бабеля, конечно, главная трагедия Бабеля – это патриархальный мир, в котором рухнул отец, в котором нет больше отца.

В чём отличие мира «Одесских рассказов» от мира «Конармии»? Главное различие в том, что в мире «Конармии» все друг другу чужие, а в мире «Одесских рассказов» все свои. Налётчики дружелюбно грабят, даже дружелюбно убивают. Желая получить от Тартаковского выкуп, Беня отправляет ему любезное письмо: «Многоуважаемый Рувим Осипович! Будьте настолько любезны положить к субботе под бочку с дождевой водой… – и так далее. – В случае отказа, как вы это себе в последнее время стали позволять, вас ждёт большое разочарование в вашей семейной жизни. С почтением знакомый вам Бенцион Крик».

А Тартаковский ему отвечает: «Беня! Если бы ты был идиот, то я бы написал тебе как идиоту! Но я тебя за такого не знаю, и упаси боже тебя за такого знать». То есть они все находятся, как говорил Фазиль Искандер, «в едином строматическом бульоне» – все плавают в атмосфере благодушия, праздности, воровства, бандитизма, торговли, южной лени, секса и так далее. Мир «Одесских рассказов» – это мир, зачаровавший Бабеля общей патриархальной культурой.

И вот эта культура рухнула. Рухнул мир, в котором все могли договориться. И начался страшный мир «Конармии», в котором Бабель, притворяющийся Кириллом Лютовым (под этим псевдонимом он писал в «Красном кавалеристе»), хочет стать своим, хочет добиться, чтобы люди перестали смеяться вслед ему и его лошади. Евреи чужие всем – и полякам, и конармейцам. Украинцы чужие русским. Белые ненавидят красных. Между начдивами постоянные конфликты. Это мир тотального отчуждения, в котором только жестокостью можно купить какую-то легитимность.

Возьмите семью в рассказе «Письмо», где по семье прошла трещина, где сначала отец пытает детей, а потом дети пытают отца. «Хорошо вам, папаша, в моих руках?» – «Нет, – сказал папаша, – худо мне». Тогда Сенька спросил: «А Феде, когда вы его резали, хорошо было в ваших руках?» – «Нет, – сказал папаша, – худо было Феде».