– За них не волнуйся, – сказал Хобот. – Главное сейчас – оторваться хотя бы на километр.

Оторваться не удалось: на ближайшем же перекрестке справа показалась милицейская машина. Информация о нас наверняка была передана всем постам.

– Ни хрена они не передадут! – разгоняясь перед подъемом, заверил Хобот. – Они от меня без лишнего шума отделаться постараются. Аварию какую‑нибудь сообразят или перестрелку с неизвестными.

– От вас?! – мне показалось, что я ослышался.

– От меня. А ты сейчас выскочишь, Женя… Оторвемся чуток…

– Нет! – крикнул я. – Константин Андреевич, я не хочу, чтобы из‑за меня…

– Да не из‑за тебя, дурило! – Хобот выехал на кручу. – Держись!!!

Нас занесло, развернуло, и тут же машина помчала по мокрой траве под откос; я изо всех сил уперся руками в панель – спускались, подпрыгивая и виляя, почти вертикально. На преследователей можно было не оглядываться: вне сомнения, они проскочили мимо. Мы выехали на нижнюю трассу и повернули направо.

– Вот так! – удовлетворенно проговорил генерал. – Теперь им объезжать километра полтора. Достань‑ка сумку из‑под сиденья.

По тому, как он это сказал, можно было подумать, что мы сейчас остановимся и перекусим. Но для бутербродов и термоса с кофе холщовая сумка защитного цвета оказалась слишком тяжелой.

– Что это? – спросил я, похолодев от мелькнувшей догадки.

Хобот молчал, сосредоточенно глядя на дорогу, и тогда я сам раздернул застежку…

В сумке оказался… контейнер с «красной вишней»!

Значит, «запасной вариант», по сути, был основным, и Хобот заранее знал о предстоящей погоне?!

– Зачем? – только и смог вымолвить я.

– Кирпичи ведь дешевле? – улыбнулся он. – А сейчас я тормозну вон у того леска – и выкатывайся. Пойдешь по тропинке прямо, метров через триста тебя встретят. Это надежные ребята. Отдашь им контейнер, они знают, что с ним делать.

Он выжал из машины, казалось, все, на что она была способна, и в считанные секунды мы приблизились к лесному массиву.

– А как же вы, Константин Андреевич?

– Это мои проблемы, – Хобот ударил по тормозам, съехал на обочину и, остановив машину, приказал: – Выходи!

Что‑то удерживало меня в салоне; я думал, что еще не все сказал, что должен и могу что‑то сделать, чем‑то помочь ему, я был не готов вот так просто выскочить и бежать, бросив его на произвол судьбы. И тогда он наклонился к моей дверце, распахнул ее и, с силой вытолкнув меня из машины, крикнул вслед:

– Пошел, Женя, пошел!..

Я кубарем покатился в кювет, а когда остановился, услышал, как надо мной пронеслись, одна за другой, две машины преследователей. Судя по тому, что они не остановились, меня не заметили. Где‑то далеко завизжали тормоза; короткая автоматная очередь вспугнула птиц на ветках придорожных деревьев; лязг металла и эхо взрыва догнали меня уже в глубине леса: прижимая тяжелую сумку к животу, я во весь опор мчал по тропинке до ее пересечения с грунтовой дорогой. Здесь стоял зеленый «УАЗ» с брезентовым верхом. Двое (по виду охотники: в болотных сапогах, телогрейках) бросились мне навстречу, забрали сумку и, подхватив меня, обессилевшего, под руки повели к машине

Я понял, что это те самые ребята, о которых говорил Хобот, и что никакого продолжения эта история уже иметь не может…

20

Десять дней на пневмонию – мизер, особенно если учесть состояние, в котором меня доставили в больницу. Дежуривший в тот день врач заходил в палату по нескольку раз, прослушивал меня и не верил, что я исцелился в такой короткий срок.